А муж, сперва яростно намылив губку, принялся ожесточенно меня тереть, потом смыл пену, намылил еще раз. Обнюхал, ткнувшись носом в плечо, проведя им по груди. Меня начало трясти. Что дальше-то?
Эрис отошел, подхватил большое полотенце и, обмотав меня им, легко поднял на руки. И когда только сил набрался? Я ведь его оставила сидящим на полу, совершенно измочаленным.
… И с размаху опустил меня на кровать, поверх покрывала. Начал раздеваться сам, поспешно скидывая одежду. Диадема начала неприятно колоть и царапать кожу головы, я стянула ее, отложила в сторону.
— Эрис, — позвала в надежде… сама не знаю, на что надеялась. Возможно, что мы все же поговорим и все уладим?
Громко сопя, он сбросил на пол штаны и, оставшись обнаженным, тяжело опустился рядом и принялся разматывать мое полотенце.
— Я не виновата, — шепнула все же я.
— Знаю, — и скрежет зубов.
— Но тогда…
Он вдруг резко развернул меня к себе, положил руку на щеку, не давая шевельнуть головой, а сам прислонился лбом к моему лбу и замер.
— Лора… Клянусь жизнью моей матери. Я пытался. Я боролся. Я старался себя убедить, что ты всего лишь человек, и что ты ничего для меня не значишь. Но проиграл. Себе же проиграл. Своему фантому. Смешно, правда? Я думал, что хочу просто жить, но не сразу понял, что только с тобой я жив как никогда раньше.
Он умолк, тяжело дыша, нюхая воздух рядом с моим лицом. Затем продолжил:
— Я знаю, что виноват перед тобой. Многое должно было быть по-иному… И да, я очень виноват, Лора. Ты… Могу я надеяться, что ты меня простишь? Что останешься со мной?
— Ох, Эрис, — выдохнула я потрясенно, — не надо…
— Нет, надо, — внезапно зло сказал он, сверкнув глазами, — никто больше не посмеет тебя обидеть. И я придумаю, как быть с братом, как обойти клятву и ее силу. Чтобы мы могли просто жить. Но это… если ты меня простишь и согласишься быть рядом.
Он умолк, сверля меня взглядом. Ждал ответа.
Я же…
Я простила. Наверное, еще раньше простила.
Но как же побег? Как же Солья? Как же… все?!
— Нам не дадут здесь жить хорошо, — растерянно промямлила я.
Ох, не то нужно было говорить. Но ничего иного в голову не пришло.
— Я сделаю так, что дадут, — уверенно ответил Эрис, — самое главное — это ты. И сегодня, на балу… после того, как его величество пыжился и доказывал собственное превосходство, мне показалось, что мое положение не безнадежно, что у нас ещё все может быть… хорошо, так, как должно, так, как ты того достойна.
— А как… я достойна?
Он улыбнулся. Мы все еще касались друг друга лбами, совершенно обнаженные на кровати.
— Лучше всех, Лора. Женщина, которую я люблю, получит все.
Почему-то меня начало знобить. Что же теперь? Я могла сбежать с Сольей, а могла остаться с человеком… нет, с шедом, который всего лишь наконец сообразил, что не нужно бороться с собой. Но что я сама чувствовала по отношению к нему?
Заглядывать в собственное сердце было страшно, но все же отважилась — одним глазком.
Не знаю, что это было за чувство, но уж точно не равнодушие.
— Позволь мне любить тебя, — прошептал Эрис, — так, как правильно. Так, как надо было с самого начала…
— А как… надо было? — горько спросила я, — без твоей этой заморозки?
Я хотела добавить, что каждый раз, когда он так делал, мне все казалось, что он даже прикасается ко мне с отвращением. Впрочем, ему было за что не любить людей, так ведь?
Муж погладил меня по щеке. Потом нежно, очень нежно поцеловал. Его поцелуи расцветали на коже, словно цветы эллериума — темной сладостью, предвкушением большего.
— Эрис! — пискнула я, когда поцелуи опустились ниже пупка, — что ты…
— Молчи, — приказал он и раздвинул мне ноги.
На мгновение стало очень щекотно, я глупо хихикнула — и даже испугалась происходящего. Это никуда, совсем никуда не годится. Знала бы матушка…
— Эрис! — возмущенно.
— Тихо, — строго сказал он, — не сопротивляйся.
Я невольно опустила руку, пальцы запутались в его густых волосах.
— Что ты делаешь? Так нельзя!
Мои ноги оказались раздвинуты ещё шире. Внезапное удовольствие омыло жаркой волной, я вскрикнула.
Но, как оказалось, это было лишь начало.
И, пожалуй, Эрис Аш-исси в одном был прав: вот так было правильно.
Луна в городе Теней такая, что ей хочется любоваться. Возможно, это тени ее такой делают. Или как-нибудь настраивают свойства купола своей реальности, чтобы луна была именно такой: огромной, низкой, цвета лимонного золота.
Сейчас луна бессовестно заглядывала прямо в витражное окно, заливая спальню бледным светом. По полу стелились размытые квадраты, последний из них ложился на край моей кровати, выхватывая из сумрака две пары босых ног. Наших с Эрисом ног.
Он обнимал меня, прижимая к себе, зарывшись носом в мою окончательно растрепавшуюся прическу. Макушкой я чувствовала горячее дыхание, и это было так мирно, совершенно по-домашнему, что я подумала: только теперь, только сейчас я начинаю по-настоящему узнавать шеда, за которого меня выдали замуж. Мы молчали. Я рассеянно гладила его руку — касаться его было приятно. Да и вообще, просто лежать рядом, чувствовать его тепло, слушать размеренное дыхание…