Лорд Хорнблауэр

«Порта Коэльи» — «Врата небесные», или «Тупица Портер», как называют ее матросы. Хорнблауэр что-то смутно припоминал о деле, в результате которого это странное имя попало список кораблей Королевского флота. Первая «Порта Коэльи» была испанским капером — скорее, наполовину пиратом, захваченным у Гаваны. Она оказала такое сильное сопротивление во время захвата, что память о ней была увековечена присвоением ее имени английскому кораблю. «Тоннант», «Темерер»: большинство иностранных названий появились в списке кораблей флота благодаря подобным событиям — если война продлится еще достаточно долго, в составе Королевского флота может оказаться больше кораблей с иностранными именами, чем с английскими, а во флотах-соперниках может сложиться такая же картина. Французский флот гордится «Свифтшуром», не исключено, что среди американских кораблей появится в ближайшие годы «Македониан». Пока ему не приходилось слышать о французском «Сатерленде» — странно, но при этой мысли Хорнблауэр почувствовал укол сожаления. Он сложил трубу, резко повернулся на пятках и стремительно зашагал по палубе, будто стараясь убежать от воспоминаний, которые осаждали его. Ему не доставляло удовольствия вспоминать о сдаче «Сатерленда», хотя военный трибунал с почетом оправдал его, и как ни странно, с течением времени чувство стыда не только не уменьшалось, но росло. А угрызения совести по поводу «Сатерленда» неизбежно принесли с собой воспоминания о Марии, умершей вот уже почти три года тому назад. Воспоминания о бедности и отчаянии, о пряжках из фальшивого золота на туфлях, о симпатии и жалости, которые он чувствовал по отношению к Марии — жалкая замена любви, и все же воспоминания невыносимо терзали его. Прошлое снова вернулось к жизни в его памяти, и это воскрешение было таким мучительным, каким и должно быть любое воскрешение. Ему вспомнилась Мария, тихо сопящая во сне рядом с ним, резкий запах ее волос, Мария — бестактная и неумная, которую он любил как ребенка, хотя, конечно, не так сильно, как сейчас любит Ричарда. Это воспоминание почти парализовало его, и вдруг внезапно оборвалось и заменилось воспоминанием о Мари де Грасай — черт возьми, она то здесь при чем? Незаслуженная любовь, которую она дарила ему, ее тепло и нежность, легкость, с которой она улавливала его настроение — было безумием поймать себя на мысли, что он скучает по Мари де Грасай, но это было так, хотя прошла едва ли неделя с тех пор, как он покинул объятия верной и понимающей супруги. Он попытался думать о Барбаре, но картины, которые он рисовал в своем воображении, опять оказались внезапно оттеснены на второй план лицом Мари. Ну нет, уж лучше думать о сдаче «Сатерленда». Хорнблауэр расхаживал по палубе «Флейма», а призраки витали вокруг него при свете холодного, промозглого зимнего дня. Люди видели его лицо, и старались не попадаться ему на пути даже с большей осторожностью, чем обычно. Впрочем, большая их часть считала, что Хорнблауэр всего лишь вынашивает новый дьявольский замысел против французов.

Было уже далеко за полдень, когда он был, наконец, вырван из череды своих мыслей.

— Сигнал с «Порта Коэльи», сэр! Восемнадцать — пятьдесят один — десять. Наши корабли в пределах видимости. Направление — северо-запад.

— Прекрасно. Запросите их номера.

Скорее всего, это подкрепление, присланное Пеллью. Сигнальщик склонился над флагами, и снова потянул фал. Прошло несколько минут, прежде чем мичман увидел ответ и перевел его, сверяясь с книгой.

— «Нонсач», 74, капитан Буш, сэр.

— Бог мой, Буш!

Это восклицание сорвалось с уст Хорнблауэр непроизвольно: призраки, окружавшие его, исчезли, как если бы на них плеснули святой водой, как только его настоящий, верный друг появился на горизонте. Ну разумеется, Пеллью при возможности послала бы именно Буша, зная о дружбе, которая так долго существовала между ним и Хорнблауэром.

— «Камилла», 36, капитан Ховард, сэр.

До этого он ничего не слышал о капитане Ховарде. Заглянув в список, он обнаружил, что это капитан с выслугой менее двух лет. Видимо, Пеллью выбрал его как младшего по отношению к Бушу.

— Прекрасно. Отвечайте: «Коммодор …»

— «Порта» все еще сигналит, прошу прощения сэр. «Нонсач» коммодору: «Имею … на борту… три сотни… морских пехотинцев … сверх… комплекта».

Молодец, Пеллью. Он оголил свою эскадру, чтобы дать Хорнблауэру возможность создать десантный отряд, хотя может сам нуждаться в нем. Три сотни морских пехотинцев, добавить к этом подразделение с «Нонсача» и отряд из моряков. Если представится возможность, он сможет ввести в Гавр пятьсот человек.

— Отлично. Передайте: «Коммодор „Нонсачу“ и „Камилле“. Рад иметь вас под своей командой».

Хорнблауэр снова посмотрел на Гавр. Взглянул на небо, оценил силу ветра, припомнил стадию прилива, прикинул, сколько времени осталось до наступления ночи. Где-то там Лебрен должен привести в действие свой план, сегодня ночью или никогда. Хорнблауэру надо быть готовым к нанесению удара.