Лорд, который влюбился (СИ)

Магистр в который раз промолчал, а я сунула руку в ворот его рубахи, чтобы проверить бьётся ли сердце. Прикоснулась к коже и едва не завизжала, потому что Рэйн всё-таки ожил. Его ладонь неожиданно легла поверх моей, и теперь, под грузом мужской руки, я всё-таки почувствовала…

Сердце лорда Варкроса младшего билось размеренно и сильно, словно тоже пыталось убедить — ничего не происходит. Всё хорошо.

Но я-то видела, что Рэйнеру плохо!

— Магистр, чем я могу помочь? — в моём голосе прозвучала мольба.

Сердце Рэйна внезапно споткнулось и застучало чаще, а мою руку столь же внезапно отпустили. Следом прозвучало спокойное:

— Адептка Тизар, идите отсюда.

Снова на «вы»? Впрочем, не важно. Пусть хоть сковородкой обзовёт.

Обрадовавшись, что Рэйн отмер, я торопливо вытащила руку, но не отступила.

— С вами всё в порядке? — спросила, не скрывая беспокойства. — Вы так побледнели…

— Эрика, уйди.

— Что? — нет, я правда не поняла.

Лишь теперь лорд распахнул глаза, и взгляд… он был как будто взбешенный. И вместо нормальных слов, или вежливости, с которой приличные люди реагируют на помощь, я удостоилась рычания:

— Вон!

Конечно, отскочила. Тут же сглотнула и помчалась к двери, не забыв прихватить сумку. Бежала и искренне недоумевала — что это? Ну и главное: вот уж не думала, что он настолько хам! Выскочив в коридор, остановилась, и тут же побежала в сторону учебного корпуса. Может меня и освободили на сегодня от занятий, но лучше побуду там — там спокойнее! А Рэйнер… пусть сам со своими психами разбирается. Ненормальный. Сначала заледенел, перепугав до ужаса, а потом ещё и наорал.

Эпилог

Рэйнер Варкрос

Моё утро началось поздно, и первым делом я проверил почтовую шкатулку. Письма от матушки ещё не было, а генерал и Брэндек ответили — оба писали, что и в Цитадели, и на границе всё хорошо.

После чтения писем, я отправился на доклад к Аларсу, затем спустился в подвалы, чтобы посмотреть, как протекает восстановление колонны. Дальше — в столовую. Дела делами, но без пищи не выдержит ни один, даже самый сильный маг. Именно тут поджидал сюрприз. Сначала подошел Нейте и шепнул, что Эрика Тизар применила ночью боевое заклинание и, учитывая обстоятельства, разбираться предлагают мне. Я согласился.

Вслед за деканом и сама Эрика неприятность подбросила — когда адептка вошла в столовую, я словно к стулу прирос. Девушка выглядела обыкновенно, но сияла такой улыбкой, что что-то внутри перевернулось. За этим её сиянием я даже не сразу обратил внимание на ауру, которая стала значительно ярче и сильней.

А когда Эрика заметила Грэгстора, и мне лишний раз напомнили об истинных симпатиях синеглазой малышки, душу обуял неожиданный приступ злости. Я очень удивился этим эмоциям. С чего спрашивается? Почему?

Стиснул зубы, беря эмоции под контроль, и вроде справился, а когда на выходе из столовой оказался в нескольких шагах от Эрики, не выдержал и сорвался:

— Адептка Тизар!

Обернулась, сделала несчастные глаза и приказу проследовать в мой кабинет точно не обрадовалась. Но подчинилась. Правда, плелась словно на каторгу, а мне постоянно хотелось её подтолкнуть, чтобы шла быстрей.

Когда цель нашего непродолжительного путешествия была достигнута, и Эрика уселась на краешек гостевого кресла, я сказал про нарушение.

Что в ответ? Никакого раскаяния! Впрочем, реакция Эрики была ясна.

Её аура стала сильней, а значит магия, которая скакала в последние недели как пьяный заяц, начала стабилизироваться. Скоро Эрика обуздает свой дар и вольётся в число хорошистов, а может и отличников. Значит, её не исключат даже с учётом выявленного подлога — разве что Диверик до нервного или магического срыва доведёт.

На фоне усиления магии выговор за применение какого-то заклинания вне полигона — ерунда полная. Эрика не поймёт, а значит и смысла в нотации нет.

Нотацию прочитаю в следующий раз, при следующем нарушении, а сейчас…

— Ладно, в таком случае поговорим о твоих ночных похождениях. Ты ведь понимаешь, что я не оставлю этот вопрос?

Я был недоволен, а адептку это позабавило. Она улыбнулась так лучисто и искренне, что захотелось то ли обнять, то ли призвать силовую плеть.

Первый вариант, ясное дело, не рассматривался, и я уже приготовился сказать нечто едкое и отрезвляющее, такое, что ввергнет Эрику в ужас и заставит признаться, но что-то случилось. Сначала я поймал знакомое ощущение оттока магии — словно применил несколько незатратных заклинаний, а потом… пришла боль.

Боль была не просто сильной, а практически невыносимой — будто в тело тысяча стрел вонзилась. Причём стрелы вонзались снова и снова, задевая старые раны и нанося новые. Они жгли и кусали, трепали и вырывали целые куски мяса. Боль разрезала на части, и мне пришлось призвать не только мужество, но и упрямство, чтобы не закричать.