Айрон тихо взял кровавое копьё, поднялся, принял метательную позу из техники чемпиона, прицелился, завёл руку и обрушил мощь оружия на кошку, что разрывала кролика. Острие вонзилось в бок и потащило тушку дальше: кролик в пастях гиен разорвался на две половины. Гиену прибило к дереву рядом — Лили вылетела на перегонки с копьём, бежала почти вровень, девушка ловко оседлала гиену и перерезала глотку, та даже не успела выронить половину кролика из пасти: так и сдохла.
Ничего не опасаясь, подошёл к ещё живой прибитой гиене да рубанул секирой голову, которая моментально отвалилась, рука выдернула копьё из могучего дерева, скинула труп с древка.
Айрон на секунду замер, взгляд дрогнул, словно тонкий укол иглы пришёлся в сердце.
"Ловушка...!'', — кричали мысли его. Навык включился, десятки окошек открывались перед глазами: цифры статистики внушали дикий страх, особенно ярко выделялся один статус.
Из высокой травы, цветов, кустов орешника и из-за деревьев, поднимали головы гиены. Все раз в пять больше прошлых двух, пасти зверей проливали хохот. А под хохот вышел он... весь израненный давней раной, без глаза на третей голове. С огромным телом льва. Три головы пролили смех пастями, глаза сверкнули жадными огнями, гиены разом кинулись атаковать.
Даже один вздох не вышел из груди.
Ближайшая гиена наскоком прыгнула на тучного юношу, обезумевшая пасть извергала слюну, белые клыки сверкали в полумраке. Благородная кровь сама отреагировала, и рука, держащая оружие, послала остриё прямиком в глотку, спиральное копьё насадило гиену на шампур: выйдя с заднего прохода. Другая гиена впилась зубами в ногу. Ещё одна вцепилась в руку, которая вскинула копьё.
Лилиану отчаянно вскрикнула, хотела помочь, но её облепили сразу пятнадцать тварей... Девушка, подобно лотосу на бушующий волнах, начала танцевать жарким танцем порезов с голодными гиенами. Клинки оставляли глубокие раны, что поднимался скорбный вой.
До помощи ещё далековато.
Айрон полез за пистолетом, хотел выкрикнуть навыки — Царь Гиена издала вопль из трёх пастей, что разошёлся жёлтыми волнами по пространству и словно терновник связал волчонка, который не мог двинуть даже пальцем.
От дикого страха, осколки воспоминаний врезались в мысли, густая кровь вскипела.
Не дав событиям развернуться, вожак разбежался, наскочил на спину ближайшей гиены, использовал спину как трамплин и, подобно аллигатору, в повороте торса вцепился до глотки юнца. Две пасти разодрали горло, третья изувечила лицо... Вожак упёрся массивными лапами в туловище, да отскочил ещё больше выдрав плоти с гортани.
Десяток альфа-гиен накинулись на юношу и вырывали куски плоти, перегрызали сухожилия, прошло всего две секунды, а кровь залива древо от чего то быстро увядало. Кровь почему-то не подействовала на вожака и гиен, они не страшились её.
— Молодой господин, — послышался крик... Еще две гиены подключились к танцу. Лилиана пыталась максимально быстро раздеться с врагом и прийти на помощь, однако это почти невозможно. Гиены волнами набрасывались на девушку.
Угля драла когтями одна из тварей, на него почти никто не обращал внимания.
Айран стоял с застывшим взглядом на две тысячи ярдов, холодный голос говорил о потере жизни. Тело полностью парализовало, из глотки хлестала кровь, щёки разорванные, видны белые острые зубы и длинные клыки. Безнадёжность промелькнула роковой строкой: ведь статус царя перед глазами застыл. Но юноша пытался сопротивляться, разорвать навык вожака всей своей волей к жизни.
Где-то из глубины души забили барабаны боевые. Трубил горны войны. Нашёптывал кровавый бриз. Послышался голос из темноты: ''Ты не в праве!''.
Время остановилось, картина реальности скрылась, стало темно.
Из темноты выходил статный мужчина, закованный в броню. Тяжёлые наплечники в несколько слоёв покрывали титанические плечи. Грудная клетка, словно у атланта, несущего шар земной, мускулистая. Большой металлический пояс хорошо закреплён на бедрах. Мускулистые руки покрывали когтистые латные перчатки. В левой руке человеческое сердце, истекающие кровь: в правой — ледяной шип.
Лицо выражало непередаваемою суровость под стать острым чертам и бородке, густые белые волосы развивались в порывах ветра, оставляя неприкрытыми острые уши. Губы были испачканы кровью. Улыбка, полная острых клыков, взошла на лице, а глаза жестокостью возгорелись и пылали кровью под цвет багряного плаща, что тяжело свисал сзади. От человека несло кровью, веело смертью, расходилась багряная аура.
Он был словно богоубийца.
— Что ты, сын мой, с собой наделал? — сказал он жестоко.
— Испаскудил кровь пороком! И теперь стоишь, кровоточишь перед псами насмешливыми?!
— Такой позор! Такой позор...
Мужчина подошёл почти в плотную.
— Ты мой потомок, моя кровь! Ты не можешь быть слабым! Ты не в ПРАВЕ им быть!
— И кровь моя не позволит, хоть калека, хоть урод, но есть благородный род! — багряная аура этого человека вливалась в сына...