— Боже мой, Алисия, во мне не останется ни капли крови. — Протест Трэвиса звучал неубедительно. Что бы она ни делала сейчас, яд, который уже попал в кровь, не остановить, и он чувствовал, что слабеет с каждой минутой. Он собрал оставшиеся силы, чтобы сесть прямо, мысленно проклиная неподходящее для укуса время и свой злой рок. Трэвис не хотел умирать сейчас, но нужно было подготовить ее к этому.
Он попытался открыть глаза, чтобы посмотреть, что она делает с рукой, которую пронизывала дергающая боль, но у него закружилась голова, и он прислонил ее к стене. Наконец он заговорил:
— Иди к Огасту. Ему можно доверять. Он доставит тебя в Сент-Луис. Не откладывай. Индейцы из племени шауни ведут себя агрессивно.
По щекам Алисии катились слезы, пока она занималась его рукой. Она слегка ослабила жгут, чтобы рука не посинела, а затем вновь затянула его. В его отрывистых фразах чувствовалась боль, а внутри ее разрастался гнев от сознания нелепости случившегося. Возможно, Трэвис не самый лучший из людей. Она подозревала, что он выпивоха, драчун и часто ходит к непотребным женщинам, но он не был плохим человеком. Помня о его доброте, помня, как этими сильными руками он поднимал ее с кровати, помогая сесть, одеться, есть, она с нежностью погладила его мозолистую руку. Пиявки начали набухать отравленной кровью, но это может оказаться слишком поздно. Алисия так мало знала об этой жестокой жизни и, сознавая свою беспомощность, снова расплакалась.
Когда Трэвис начал сползать со стула, Алисия помогла ему лечь на кровать, проследив за тем, чтобы его раненая рука свисала вниз. Стоявший на огне суп булькал и источал пар, но Алисия не обращала на него внимания. Огонь все равно скоро погаснет. Единственной ее заботой был метавшийся на кровати мужчина. Она должна заставить его лежать спокойно, пока пиявки не высосут из него как можно больше яда.
Алисия попробовала встать на колени рядом с кроватью, удерживая его руку в ведре с холодной водой, но даже и теперь он был сильнее ее. Трэвис терял сознание и, выходя из забытья, старался завладеть своей рукой, освободиться от ее захвата и почесать места, где присосались пиявки, бормоча бессвязные ругательства.
Наконец после того, как он в очередной раз стряхнул пиявок, разъяренная, на грани истерики, Алисия села на край кровати, стараясь сделать так, чтобы он не мог дотянуться до своей руки. Она сидела на самом краешке узкого соломенного тюфяка, поскольку его крупное тело занимало много места, но ей удалось хоть немного успокоить его.
Однажды, в момент просветления, Трэвис открыл глаза и, увидев ее, почти взгромоздившуюся на него, усмехнулся:
— Ложись рядом, Алисия. Не пари надо мной, как почуявший добычу стервятник.
— Ты специально говоришь мне гадости, чтобы позлить меня, да? — поинтересовалась она, наклонившись, чтобы немного ослабить жгут и посмотреть, в каком состоянии его рука.
— Ты не даешь выхода своим эмоциям. Это неестественно. — Трэвис опять закрыл глаза, вдыхая ее аромат. Даже здесь, в этой пустоши, она ухитрялась хорошо пахнуть. — Ложись, я не могу причинить тебе боль, а если мне суждено умереть, то хотелось бы умереть, обнимая прекрасную женщину.
Его мягкая настойчивость затронула какие-то струны в душе Алисии, она взглянула на его осунувшееся лицо и не нашла в искаженных болью чертах ничего такого, что внушало бы ей опасение.
— А ты в сапогах, — проговорила она с иронией.
— Ложись. — Трэвис притянул Алисию к себе здоровой рукой.
Когда она сдалась и пристроилась рядом с ним на краю узкой кровати, его губы растянулись в довольной улыбке. Приступ боли заставил его стиснуть зубы, но он переборол это напоминание о смертности, сконцентрировав внимание на лежащей рядом с ним неприступной женщине.
— Ты никогда не делила постель с мужчиной, правда? — Это был не столько вопрос, сколько утверждение, и Трэвис услышал ее судорожный вдох, но чтобы не потерять сознание, ему нужно было на чем-то сосредоточиться. А самым интересным для него объектом была Алисия.
— Нет, — коротко ответила она, стараясь принять более приличную позу, а не лежать почти на нем. Единственным плюсом в этом положении было то, что его плечо оказалось прижатым к кровати, так что он не мог двигать раненой рукой.
— Я думал, леди не ходят на встречи с джентльменами без компаньонок. — Голос Трэвиса стал слабеть, но он все еще боролся с беспамятством.
— Это была просто воскресная дневная прогулка в экипаже, — прошептала Алисия в его плечо, зная, что он имел в виду, хотя он и не заговаривал об этом. Эта тема все время висела в воздухе, но никто не произносил этого вслух. До сих пор. Боль и унижение опустошили ее, и все, что происходило после этого, никак не затрагивало ее чувств. Она не могла думать, не могла чувствовать, слова спокойно слетали с ее языка. — Мы тысячу лет знали друг друга.
— Вы были обручены? — Его язык распух и пересох, но Трэвис хотел дослушать историю до конца и подталкивал ее к дальнейшему рассказу.