«Неужели все мужчины так нервничают в последний вечер холостяцкого существования?» – спросил себя принц. Перед его мысленным взором прошли все женщины, с которыми он когда-либо делил постель. Он коротко выдохнул и натянул черную шерстяную рубашку. Гарет не сомневался в двух вещах. Во-первых, он бы с радостью отказался от всех этих женщин, если бы от этого зависел мир с норманнами. И во-вторых, его будущая жена была прекраснее. Он представил ее глаза необыкновенного зеленого цвета и вспомнил, как солнечные лучи, попадавшие в них под определенным углом, зажигали в центре маленькие искры голубого цвета. То, как Танон осторожно смотрела на него этими глазами, прикрывая их длинными пушистыми ресницами, контуры ее лица, движения рук, даже само ее дыхание – все это захватывало его внимание, проникало в каждую мысль. Точно так же она владела его помыслами в детстве. А потом ему исполнилось двенадцать лет, он встретился на поле боя со своим первым врагом, и ее образ начал бледнеть.
Но он не смог полностью забыть ее. Ведь имя Танон Ризанде – девушки-норманнки, которая поможет установить мир между их странами, было известно всему Кимру. Он часто слышал это имя от своего дяди во время празднеств в Дехубаре. Танон предназначалась в жены Седрику, и, черт побери, Гарет долгие годы из-за этого ненавидел брата. Но шло время, и многое изменилось. Когда он был мальчиком, ему хватило одного взгляда на Танон, чтобы горячо пожелать дружбы с норманнами. Но потом он вырос, стал мужчиной. И хотя он помнил, какое счастье ему когда-то доставлял вид ее беззубой улыбки, он не хотел теперь иметь с ее народом ничего общего. Вот почему когда дядя предложил Гарету занять место брата и жениться на Танон, он чуть было не отказался.
Но так было до тех пор, пока она вновь не предстала перед его взглядом.
Он сразу узнал ее, хоть поведение Танон совершенно изменилось. Он оставил веселую счастливую девочку, а вернулся к статуе с безупречными манерами. Но внутри ее он ощущал огонь, который соблазнял. Когда он улыбался ей, этот огонь вырывался наружу прерывистым дыханием, от которого приоткрывались ее сочные губы. Пламя плясало под хрупкой оболочкой невинности и покорности, и ему хотелось сорвать с Танон эту маску, пробудить спящую под ней пылкую женщину.
Гарет не был настолько бесчувствен, чтобы не понимать, как тяжело ей будет расстаться с семьей. Он приложит все усилия, чтобы помочь Танон привыкнуть к новой жизни. Но будет ли это легко? Он хотел целовать ее, ласкать, владеть ею со всей звериной страстью, которую Танон зажигала в нем. Но она выходила замуж за человека, а не за животное. И он сдержится, чего бы это ему ни стоило.
На его губах появилась легкая улыбка, когда он задумался о том, что Танон совершенно не осознает, насколько красива. Гарет знал немало женщин и чувствовал, когда те умело пользовались своей властью над мужчинами. Танон явно не догадывалась, как разрушительно действует на него вид ее чудесных ямочек на щеках. И потому воздействие ее чар оказывалось еще сильнее. Будь Бранд Ризанде хоть капельку менее свирепым, его дочь не знала бы, куда деваться от поклонников, жаждущих покорить ее. Дело было в страхе рыцарей Аварлоха и Уинчестера перед отцом, а не в недостатке красоты удочери. Что ж, Гарета только радовала перспектива первым прикоснуться к губам Танон. Первым, кто… Вдруг в дверь комнаты постучали.
– Входите, – сказал Гарет.
В комнату ввалились трое молодых рыцарей. Вслед за ними появился Мэдок, который переступил порог и закрыл дверь пинком обутой в тяжелый сапог ноги.
– Проклятие! Почему мы обязаны мыться перед едой? – пожаловался первый вошедший, почесав квадратный подбородок, поросший густой каштановой бородой. – Я принимал ванну всего две недели назад.
– Да, Олуин, и ты пахнешь, как кабан, который очень долго валялся в собственном дерьме, – прорычал Мэдок. Он пересек комнату и растянулся на кровати Гарета. – Томас, дай-ка мне яблоко.
Томас, высокий худощавый юноша, чьи светло-русые волосы были собраны в хвост на затылке, огляделся вокруг, ища вазу с фруктами.
– Но тут нет яблок.
– Пойди вниз. – Мэдок закрыл глаза и устроился поудобнее. – Может быть, на кухне.
Томас уставился на него в изумлении.
– Я не собираюсь тащиться на кухню только ради того, чтобы принести тебе яблоко.
– Очень хорошо. – Мэдок поднял ноги над матрасом и одним молниеносным движением вскочил с кровати. – Я сам его принесу.
Он похлопал младшего брата по плечу. Его ухмылку можно было бы назвать доброй, если бы во взгляде темных глаз не читалось, что он это еще припомнит.
– Ладно, я найду тебе это чертово яблоко, сволочь, – процедил Томас сквозь зубы.
Он ненавидел себя за то, что каждый раз поддавался на молчаливые угрозы брата. Мэдок ни разу не тронул его и пальцем, но был способен придать своему взгляду такое выражение, что безопаснее было повиноваться.
– Ты, наверное, просто боишься ходить по замку, – еле слышно произнес Томас, уже выходя из спальни. Этим предположением он пытался успокоить свое раненое самолюбие.