Лорд-обольститель

Человек рано или поздно выходит из состояния шока, в которое его повергают трагические обстоятельства. Вначале казалось, что мой мир обрушился, но, по мере того как я размышляла над сложившейся ситуацией, ко мне возвращался прирожденный оптимизм, и я начала понимать, что на самом деле это еще далеко не конец. Во-первых, процесс был постепенным. Пока что отец просто видел немного хуже, чем прежде. Он не мог выполнять самую тонкую работу. Но от этого он не переставал быть художником. Ему всего лишь необходимо было сменить амплуа. Мне казалось непостижимым, что один из Коллисонов не сможет впредь писать миниатюры, но почему бы ему не начать работать над большими полотнами? Почему холст не может заменить слоновую кость и металл?

Мы много беседовали, работая в студии. Постепенно будущее стало представляться нам в менее мрачных тонах.

— Ты должна стать моими глазами, Кейт, — как-то заявил он. — Должна следить за мной. Иногда мне кажется, что вижу достаточно хорошо… но я в этом не уверен. Ты же знаешь, один неверный мазок может все испортить.

— Тебе следовало сразу же все мне рассказать, — ответила я. — Ведь слепота не обрушилась на тебя внезапно. Тебя предупредили заранее… и у тебя есть вполне достаточно времени, чтобы подготовиться.

Он слушал меня жадно, словно ребенок, стараясь не упустить ни единого слова. Я испытывала к нему непередаваемую нежность.

— Не забудь, — напомнил он. — Пока что… никому ни слова.

Я приняла это условие. Меня согревала иллюзорная надежда на то, что он еще может выздороветь, что пелена уйдет с его глаз. Но при этом я не могла не осознавать, что эти надежды не имеют под собой никакой почвы.

— Какое счастье, что у меня есть ты, Кейт, — говорил отец. — Я благодарен Господу за то, что Он подарил мне тебя. Твои работы ничуть не хуже моих… и они становятся все лучше и лучше. Я бы не удивился, если бы ты превзошла всех Коллисонов. Тогда бы это стало моим утешением…

Так мы беседовали и трудились. При этом я следила за тем, чтобы самая тонкая работа доставалась мне и ему не приходилось напрягать глаза. Все это, несомненно, меня еще больше подстегивало, и я понимала, что мои мазки должны, обязаны становиться все более и более уверенными. Иного попросту не дано.

Время поистине великий лекарь, и я верила в то, что оно поможет отцу смириться со своей судьбой. Он все равно будет смотреть на окружающую жизнь глазами художника, всегда будет писать картины, даже не беря в руки кисти. Он будет лишен любимого дела… но не потеряет все… во всяком случае, пока. Именно это я и внушала ему.

А тут произошло это знаменательное событие.

Мы только что вернулись с вечеринки в докторском доме. Иви тоже всегда приглашали на подобные мероприятия как полноправного члена нашей семьи. Ее приглашала даже скрупулезно соблюдающая условности леди Фаррингдон, поскольку, в конце концов, Иви приходилась родственницей самому графу!

Этот вечер ничем не отличался от всех прочих. Кроме нас в гостях у доктора была семья викария. Она включала преподобного Джона Мэдоуза и двоих его взрослых детей, Дика и Франческу. Дик учился на священника, а Франческа после смерти матери занялась домашним хозяйством. Я была хорошо с ними знакома. До того, как появилась гувернантка, я каждый день приходила к ним на занятия, которые проводил второй священник. Это был не жених Иви, а его предшественник, серьезный джентльмен средних лет, всем своим существованием подтверждавший мысль о том, что иногда вторые священники до конца жизни остаются на своем скромном посту.

Нас, как всегда, ожидал теплый прием со стороны доктора, миссис Кэмборн и их дочерей-близнецов. Близнецы были так похожи, что мне редко удавалось отличить их друг от друга. Я любила наблюдать за ними и при этом всегда спрашивала себя, что может чувствовать человек, рядом с которым постоянно находится некто, как две капли воды похожий на него. В их именах, а их звали Фейт и Хоуп[3], мне казалось, была заключена некоторая ирония. Отец часто сожалел в шутку, что у доктора и его жены не родилась тройня. Тогда к ним прибавилась бы и Черити[4].

Хоуп была смелее сестры. Когда кто-то обращался к обеим сестрам, всегда отвечала именно она, Хоуп. Фейт во всем полагалась на нее. Прежде чем вымолвить хоть слово, она всегда оглядывалась на сестру, как бы ожидая поддержки. Я часто думала, что между ними были поровну распределены все человеческие достоинства и недостатки.

Хоуп была способнее в учебе и всегда помогала Фейт, которой науки давались с большим трудом. Фейт была очень аккуратной и, по словам их матери, постоянно устраняла беспорядок, который оставляла после себя Хоуп. Фейт была талантливой рукодельницей, Хоуп не умела делать ничего.

— Я так рада, что они любят друг друга, — часто повторяла их мать.