Лорд Очарование (ЛП)

Сердце Пэн забилось.

— Твисл, разве не ты мне говорила, что волчьи ягоды смертельны?

— О, да, госпожа. — Круглое, словно яблочко лицо Твисл застыло в мечтательном выражении удовольствия. — Сначала он почувствует жар и дрожь, а его язык, горло и лицо онемеют. Потом его стошнит, и он сможет видеть только неясные пятна, а также возникнут трудности с дыханием. Затем его зрение пропадет, а грудь заболит.

Твисл замолчала, предвкушая перспективу, и улыбнулась. — Затем ему станет хуже. У него начнутся приступы, а потом он настолько замерзнет, как будто его плоть превратилась в лед. А вот потом начнется настоящая боль, госпожа. А самое лучшее во всем этом, что он будет в сознании все это время.

— Нет.

Пэн услышала свой крик, но ей было все равно. Ей стало все равно, какую боль испытала сама Твисл. Схвати кочергу из камина, она взяла котелок и вылила содержимое в огонь. Кухня наполнилась запахом горящей плоти и шипением, треском угасающего пламени. Пэн оттолкнула Твисл в сторону и подошла к шкафчику с травами.

Смаргивая слезы, она схватила белую кастрюлю, открыла и высыпала содержимое в огонь. Сухие листья и корешки затрещали и загорелись. Пэн поставила кастрюлю на кухонный стол и посмотрела на Твисл.

— Ты его не тронешь, — она глянула на Нэни. — Никто не причинит ему вреда.

Твисл выругалась.

— Но он с Вами такое сотворил…

— Мне все равно! — Пэн почувствовала, что ее голова сейчас расколется от боли. Она приложила руки к вискам.

— Мне все равно, Вы слышите? Я не могу вынести его страданий. А вы мне не помогаете. Вы это понимаете? Здесь поставлено на карту больше, чем мои счастье и добродетель. Это касается королевы, и не имеет значения то, что я бы хотела, чтобы все было иначе. Тристан должен попасть в Англию, чтобы признаться во всех делишках, которые он замышлял против ее Величества.

Нэни опустилась на табурет, держа в руке чашку с элем, а по ее пухлой щеке катилась слеза.

— Но мы были счастливы, пока не появился он, и не уничтожил Вас, госпожа. Он обязан заплатить за то, что разрушил наше счастье.

— Если мы его не убьем, он причинит больше вреда, — тихо заметила Твисл.

Пэн повернулась к ней.

— Или ты обещаешь не причинять ему вреда, или я отсылаю тебя сейчас же из замка.

В ответ на вызов Твисл, Пэн собрала в своем взгляде весь командный дух — и выиграла. Твисл промямлила согласие и присела в реверансе.

— А чтобы помочь вам сдержать обещание, — продолжала Пэн. — Я сама отнесу Тристану его ужин.

Несколько минут спустя, Пэн вышла из кухни, неся поднос, туда, где на страже с пиками стояли Дибблер и Эрбут. Они направились впереди нее в имение, а Нэни шла позади, неся одеяла и одежду Тристана. Они все погружались в темноту, пока не дошли до факела, испускающего слабый свет.

Там их ждал Сниггс. Пэн кивнула ему. Дибблер и Эрбут держали наготове свои пики. Сниггс поднял засов, открыл ее и отпрыгнул, держа в руках нацеленную пику.

Тристан появился на пороге и нахмурился, глядя затуманенными глазами на три пики, которые упирались ему в грудь. Он раскинул руки в знак покорности. Пэн прошла между двумя пиками. Она не желала его больше видеть. Видеть его значило напоминать себе о своем позоре.

— Отойди, — приказала она.

Он отошел подальше в камеру, когда Дибблер толкнул его. Пэн подошла поближе, поставила поднос, и отошла. Нэни кинула свой узел внутрь, а сниггс захлопнул дверь, когда Тристан последовал за ними. Пэн убежала, когда он стал барабанить в дверь. Почти достигнув лестницы, она услышала его слова.

— Пэнелопа Фэйрфакс, если ты сюда не вернешься, я буду выкрикивать описание того, что я с тобой делал прошлой ночью, а именно с аппетитной попкой моей тюремщицы.

Задохнувшись, она развернулась и прошествовала назад к камере. Сделав знак Сниггсу и остальным уходить, она рывком открыла заслонку на зарешетчатом окошке двери.

— У тебя припасена еще ложь для меня? Говори, любезный, так как я не привыкла суетиться по приказу шпионов.

Внезапно его лицо показалось в окошке, и она дрогнула при виде темного блеска в его взгляде.

— Я размышлял, силился вспомнить, но не смог. Все, что я знаю, это то, что я не могу быть священником. Разумеется, я бы вел себя немного иначе, больше — больше, как священник.

Это полномочный документ и твое тело приговорили тебя, заявила Пэн и начала закрывать окошко.

— Нет, подожди!

Она остановилась, когда он наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. Она не понимала, как мог отражаться свет факела в его глазах, если его окружала полнейшая темнота. Ее взгляд перешел на его рот. Он был напряженно сжат, но сейчас его губы расслабились. Она помнила, как он целовал ее. Однажды он поцеловал ее сзади в шею так, что она чуть не упала с кровати. Покраснев, она выпрямилась.

— Как ты можешь опровергнуть такие доказательства? — поинтересовалась она.

Он подошел ближе к решетке и взглянул на нее.