— Вовсе нет, — вкрадчиво шепчет она. — Он не принял твою идею. Не дал других бойцов в помощь. Не усилил тебя, обрекая на провал. Именно Джо-Джо первым нанёс тебе удар в спину, а не ты. Так стоит ли тогда следовать за ним и дальше?
— Да, действительно. Всё это — его вина. Он — первопричина. Он — Лорд. Он не мог не знать о моих намерениях. Он… предатель, — заворожённо заявляет Суровый. Его глаза блестят странным блеском, тем же самым, что и глаза Стайсы, не прикрытые маской.
Она улыбается, довольная собой. Её труды не прошли напрасно. Не сумела окрутить лидера поселения? Ну, так и что? Зачем ей сдался такой неудобный партнёр, если вот… протяни руку, и он падает в твои объятия.
Она подтачивала его уверенность, его преданность, его страх перед Лордом.
Именно она вбила клин среди лидеров восточников. И она же пожнёт наибольшую выгоду, пока те будут грызться. Осталось дело за малым.
— Идём за мной, мой воин. Я помогу тебе возвыситься и занять то место, которое ты заслуживаешь, как ты того и заслуживаешь, — искренне смеётся Стайса, и Суровый поднимает на неё свои глаза.
— Да, ты, как всегда, права, — произносит он, и они вдвоём скрываются в покоях жрицы.
Там, где на столе уже лежит связанной бывшая наложница Джо-Джо, смотрящая на происходящее с ужасом и отчаянием.
Стайса с улыбкой берёт в руки нож.
— Подойди ближе, будущий Лорд! — говорит она.
Глава 18
Фаланга не зря заслужила репутацию непобедимой военной формации древности. Известная история о трёхстах спартанцах, победоносные походы Александра Македонского — в обоих случаях основной силой выступала именно фаланга. В этом строю каждый воин обеспечивает защиту как себе, так и своему товарищу. Строй сохраняется непробиваемым до последнего момента. Солдаты сражаются не как отдельные бойцы, а как единое, неразрывное целое.
Именно сегодня, проникнув во вражеское поселение, это построение продемонстрировало свою эффективность в полной мере.
Едва наши войска прорвались внутрь на двух фронтах, подчинённые немедленно сформировали непроницаемую стену из щитов и копий, принимая на себя ответный натиск защитников. Враг рассчитывал застать нас врасплох, воспользовавшись моментом, когда мы пробивались через узкие ворота.
Однако Спарта была к этому готова. Майор и я провели не одну и не две тренировки на тему «прорыв укреплений». Наши солдаты умеют делать нечто большее, чем просто маршировать по плацу.
— Бей! — раздаётся моя команда.
Враг едва успевает опомниться, как сталкивается с нашей стеной копий, которая начинает его безжалостно атаковать в слитном строю.
Кровь льётся рекой, визги и крики наполняют воздух. Один за другим противники падают, поражённые нашими воинами. Всё больше тел исчезает в белоснежной пыли.
— Навались! Они не выдержат такого темпа! — вопит кто-то среди противника.
Нам навстречу несётся «живая волна» рабов. Подгоняемые сзади кнехтами, они бросаются в отчаянной попытке, закидать наше построение своими телами.
Копья в наших руках дрожат, древесина щитов трещит от камней, прилетающих со стен.
В воздухе мелькают метательные копья, а с высоты на головы противников обрушивается град плюмбат.
Кругом полыхает пламя. Дома, стоящие у стен, чадят чёрным дымом. Здесь и там пробегают «живые факелы» — воины, на которых пролилась горючая жидкость, и теперь их обволакивают языки пламени, подобно напалму. В городе воцарились хаос, бедствие, неразбериха.
И всё же восточники пытаются сопротивляться. По своей воле, или нет, это уже другой вопрос.
Однако поток людей с неистовым рёвом врезается в нашу фалангу, не останавливаясь ни перед копьями, ни перед дымом, ни перед телами павших товарищей, лежащими у них под ногами.
Атакуй их сколько угодно: вслед уже идёт новый раб, вооружённый ножом, топором, булавой или дубиной. Копья ломаются под тяжестью натиска, некоторые застревают, придавленные телами; паре рабов удаётся даже схватить древко мёртвой хваткой, делая его неподвижным.
Боевая ярость охватывает и нас и наших врагов. Копья падают на землю, сменяясь в ближнем бою сапёрными лопатами и топорами.
В воздухе висит грохот от столкновения тел о стену щитов.
В этом шуме команды уже практически неразличимы.
Но они и не нужны: каждый солдат в фаланге действует скупо, осторожно, не вырываясь из строя и не подставляя себя на растерзание толпе. Не зря их муштровал Майор. Дисциплина всегда бьёт любого противника.
С каждой минутой схватка становится всё более жестокой: трещат щиты, крики и стоны раненых смешиваются с треском огня, охватившего внешние стены.
В этой неразберихе нахожусь и я, укрываясь за щитом и поражая врагов короткими ударами меча. Махать оружием из стороны в сторону в узком проходе — не самая удачная идея.
Вот и новый противник с озлобленным лицом пытается оторвать мой щит, желая создать брешь в наших рядах.
Ему это удаётся лишь частично: кромка щита слегка отклоняется, и на его оскалившееся лицо обрушивается острый клинок. Мгновение — и он хватается за рассечённую гортань, захлёбываясь собственной кровью. Вскоре он падает, и его тело начинает превращаться в горсть белоснежного пепла.