Ну хоть тут-то история избежала канона какого-то дурного фильма. Комплекс не представлял из себя лабиринта, путь до нужных помещений, в которых должны были схорониться сотрудники, был прям и весел. Всего-то делов продавить автоматронную защиту в помещениях, наполненных ядовитым газом, попутно вскрывая герметично запертые двери. Вот с защитой там и была основная беда — русские не мелочились, работая с таким опасным видом, поэтому натыкали в потолки аж огрызки «Григориев» на вращающейся платформе. Именно их слоновьи пулеметы я и вызвался брать на себя для того, чтобы остальная бронебригада могла отработать по занятым турелям из своих дур.
Сами гарные хлопцы в зеленом такую очередь бы никак не сдержали. Их железнодорожные доспехи были дополнительно усилены, совсем не зря называясь штурмовой рельсовой броней, но всё-таки, как и «классика», представляли из себя гибридные костюмы, совершенно не предназначенные противостоять суровому калибру в 14, а то и 15 миллиметров.
Похвалив себя за то, что догадался использовать внутри СЭД-а дополнительную ткань для изоляции тела и головы, я слегка неуклюже пошёл к дверям фальшивой подстанции, выдав воякам-пулеметчикам предупреждение:
— Одна пуля, попавшая в мою спину — убиваю всех.
— Что, правда кинется? — раздался со спины едва слышный голос.
— Не кинется, а убьет, — не менее тихо ответил любопытному солдату Штаров, а затем прибавил на полной громкости, — Одеть противогазы!
Несмотря на то, что я по своему праву рождения, вовсе не обязан был вникать в детали, знание которых можно было бы возложить на слуг или наемников, жизнь постоянно толкает меня на передовые позиции. Кое-какой опыт из этого я уже вынес. А именно — ни одна серьезная операция не похожа не героизм. Вот просто. Война, нормальная война, это, в первую очередь, работа. Ты стараешься не рисковать, ты ищешь удобный темп, готовишься… а при удобном случае, скидываешь все на окружающих. С последним мне категорически не везло всю жизнь.
Люди почему-то совершенно не стремятся меня окружать.
Спускаться по обычным ступеням в железнодорожной броне было тем еще приключением. Мало того, что долго, тесно и печально, так еще психического здоровья не добавляли пятеро осторожно громыхающих за моей спиной детин. Когда ступени закончились и началась наглухо запертая бронедверь, нам вшестером долго пришлось играть в пятнашки на крошечном пятачке предбанника так, чтобы между корпусов смог протиснуться солдат со сварочным аппаратом. Затем вновь чехарда, в которой шесть здоровяков пытаются достать и уткнуть свое оружие в спину нервно потеющему мужику, ожидая, что из-за вскрытой им двери может выскочить какая-нибудь скотина…
— Газа нет! — глухой крик солдата содержал всё, что угодно, кроме облегчения.
Вот они, первые проблемы.
Задвигаю «сварщика» за спину, а затем бью ногой по двери. Это еще не капитальная переборка, а просто укрепленная дверь, такую с перерезанным сваркой язычком сносит сразу. Один меч в правую руку, вытянутую вперед, зажигаю небольшой фонарик, установленный около шлема умельцами, «маскировавшими» мой СЭД.
Газа нет? Плохо. Очень плохо, судя по тому, как ругается сзади Штаров и беспокойно бьются плечами «бронесолдаты». А если еще и пулеметы отключены…
Это и предстоит выяснить. Иду полубоком по тесному технологическому проходу, не рассчитанному на тушу железнодорожного доспеха. Ни о каком тайном проникновении речи идти не может, наваренные на «Свашбаклера» закорючки то и дело выбивают из стен металлический скрип и искры. Слабое освещение не прибавляет оптимизма, а индикаторы ЭДАС-ов показывают, что двигатели собирают эфир с низкой эффективностью. Тут, под землей, его 20–25 процентов от нормы поверхности Рубцовска.
Вторая дверь, еще хлипче первой, хоть и из металла. Просто продавливаю её своим весом и небольшим мышечным усилием, вываливаясь в куда более просторное помещение. Нет, не помещение, коридор, который зам ком обозвал «магистральным». За мной снова слышится приглушенное толстым противогазом «газа нет!».