– Я не глупец и, благодарение Богу, еще не впал в старческое слабоумие, чтобы всего этого не знать, – сказал Брюнин. Глаза у него еще сохранили веселость, но голос уже стал предостерегающе резким.
– Конечно, сэр, – смиренно опустил глаза Жан. – Я только хотел заверить вас, что у Фулька не будет причин жалеть о перемене, которая с ним произошла.
Фульк-старший кивнул:
– Посмотрим. – Он скрестил руки на груди. – А скажи-ка мне, Жан, вот что: ты бы умер за своего лорда?
– Нет, сэр, – без колебаний ответил Жан. – Это невозможно.
– Невозможно? Но почему? – Брови Брюнина исчезли под густой челкой.
– Да потому, что он бы мне этого просто-напросто не позволил. Уж скорее лорд Уолтер сам бы заслонил меня собой.
– Ну просто образец добродетели! – хмыкнул отец и снова повернулся к сыну. – Выходит, я должен смиренно благодарить Господа за эту перемену в твоей жизни?
Фульк покраснел, почувствовав нотку сарказма:
– Отец, я рад, что стал оруженосцем Теобальда Уолтера, но это лишь одна из причин, по которой мне разрешили съездить домой. И даже не главная, если уж на то пошло.
– Вот как?
Фульк кашлянул:
– Как только утихнут зимние метели, мы поедем в Ирландию.
– В Ирландию! – с испугом глянула на него мать. – Зачем?
– Король Генрих отдал ее во владение Иоанну, – пояснил Фульк. – Принц должен отправиться туда и принять присягу на верность от глав ирландских кланов и от нормандских поселенцев.
Он знал, какой все представляли себе Ирландию: дикое место, куда надо долго плыть через полное опасностей холодное темное море. В Ирландии вечно идет дождь, повсюду сплошные болота, а живут там задиристые босоногие воины, еще менее цивилизованные, чем лесные звери. Ими до некоторой степени управляет группа нормандских поселенцев, чья репутация не намного лучше, чем у дикарей, над которыми они формально властвуют.
– Это еще ничего, – вновь вмешался Жан. – Вместо Ирландии мы вполне могли отправиться в Святую землю: нашему Генриху был предложен трон Иерусалима, поскольку их король заживо гниет от проказы и может скоро умереть. Генрих, правда, отказался, но Иоанн сделал стойку, словно пес, приметивший на колоде мясника бесхозную мозговую косточку.
– Могу себе представить: Иоанн, король Иерусалимский! – Брюнин чуть не поперхнулся.
– Генрих сказал, что Иоанн слишком молод и неопытен для столь ответственной должности, но, мол, если он хочет испытать вкус власти, то может взять себе Ирландию.
– Так что вместо Иерусалима младший сын Генриха отправится в Ирландию, и там для него уже мастерят корону из золота и павлиньих перьев, – заключил Фульк. – Лорд Уолтер поедет в его свите.
– Сомневаюсь, что принц Иоанн подходит на роль короля где бы то ни было, – давясь со смеху и вытирая слезы, проговорил Брюнин, – но для тебя это будет хороший опыт.
– Значит, одобряешь?
– Да. У валлийцев и ирландцев много общего. Их земли неприступны для крупных армий, а все их богатство – лошади и скот. К тому же они подчиняются вождям мелких кланов. Когда ты станешь взрослым, тебе придется унаследовать наши приграничные феоды и управлять ими, так что поездка в Ирландию пойдет тебе только на пользу.
– Не понимаю, с какой стати Фульк должен ехать в Ирландию, чтобы узнать побольше о валлийцах? – нервно спросила Хависа.
Брюнин нежно сжал ей ладонь:
– Ты сама знаешь: все ястребы улетают из гнезда. Но сперва птенцам нужно опробовать и разработать крылья, иначе как они смогут парить и охотиться?
– Мама, ты что, не хочешь, чтобы Фульк поехал в Ирландию? – прямо спросил Уильям, их второй сын. Ему было тринадцать лет, и он сам рвался встать на крыло.
Хависа помолчала, потом, подняв голову, взглянула Фульку в глаза и выжала из себя улыбку:
– Конечно, он должен ехать. Отец прав.
Фульк посмотрел на мать с любопытством. Она ответила так только для видимости. Разумеется, Хависа не хотела, чтобы старший сын отправился в Ирландию.
– Мама?
– В дорогу тебе потребуются теплые котты, – тихо произнесла она. – Сегодня сниму мерку. С тех пор как я шила котту, которая сейчас на тебе, ты вырос почти на целый палец.
Голос у нее был глухой и прерывистый. Казалось, бедняжка вот-вот заплачет. Извинившись, она покинула помост.
Фульк посмотрел на отца, ожидая объяснений, но Брюнин только развел руками и покачал головой.
– Вот и попробуй разобраться в женской логике, – сказал он. – Мама предупреждает меня, чтобы я ненароком не задел твою гордость, поскольку ты уже почти взрослый мужчина, но при этом рыдает при одной только мысли, что ты перестал быть ребенком.
– Когда я отправлялся служить при дворе, мама не плакала, – заметил Фульк.
– У тебя на глазах – нет, но тайком она пролила немало слез. – Брюнин нахмурился. – Думаю, для женщины труднее всего отпустить из гнезда первенца и самого младшего сына, – сказал он. – К тому же королевский двор хоть и бывает порой не самым спокойным местом, но все-таки в десятки раз безопаснее дикой варварской страны, куда надо плыть морем.
– Мне пойти к маме, чтобы утешить ее? – спросил Фульк, готовый и впрямь сделать это, хотя и без особого удовольствия.