– Наша любовь горела, словно буйный пожар, – сказала она. – Фульк выхватил меня из-под носа у короля и увез в дремучие леса. Я стала женой разбойника, и нашим брачным ложем был навес из ветвей под звездным небом. Похоже на песни трубадуров, правда? Но так оно и было! Тогда мы постоянно балансировали на лезвии ножа. Всякий раз, прощаясь с мужем, я невольно думала, что, возможно, больше уже не увижу его живым.
– И до сих пор ничего не изменилось, – заметила Хависа.
– Да уж, – усмехнулась Мод, – и именно поэтому твоя первая брачная ночь будет совсем другой. И тебе, наверное, повезло больше моего. Страх может придать удовольствию остроты, но в слишком больших количествах эта приправа уничтожает наслаждение.
Их беседу прервало появление Клариссы с шелковым спальным халатом, который полагалось возложить на плечи Хависе. Судя по смущенному взгляду девушки, она, похоже, случайно услышала часть их разговора, но ничего не сказала, кроме того, что Мабиль спит и одна из служанок приглядывает за ней, на случай если девочка проснется.
Мод внимательно посмотрела на Клариссу. На ней было платье из розового льна, с модной расклешенной юбкой. Наряд очень шел ей. Не то чтобы Кларисса была красавицей, но она могла похвастаться безупречной кожей, блестящими густыми волосами и выразительными глазами. Во время пира на воспитанницу Фицуоринов постоянно бросали заинтересованные взгляды и интересовались, кто она такая.
– Я видела, как ты танцевала с Робом д’Уффингтоном, – улыбнулась Хависа и игриво погрозила подруге пальцем. – И кого это он поцеловал в щеку в конце танца, а?
Кларисса покраснела:
– Роб просто развеселился от вина. Это ничего не значит.
– Ну а Саймон де Уоррен? Он на тебя весь вечер смотрел.
– Саймон де Уоррен такого высокого о себе мнения, что ни для кого другого места в его сердце уже не остается, – строго сказала Кларисса. – Хависа, я очень рада за тебя, честное слово, но, пожалуйста, не пытайся найти мне спутника жизни среди товарищей своего мужа.
Хависа открыла было рот, но не успела ввязаться в спор, так как в дверь громко постучали, объявляя о прибытии партии жениха. Мод поспешила открыть и пригласила мужчин войти, а остальные женщины повели Хавису к супружескому ложу и уложили ее туда. Уилла, облаченного в рубашку, похожую на одеяние его невесты, с накинутым поверх плащом, со смехом и непристойными прибаутками втолкнули на кровать рядом с Хависой. Шутки поутихли с появлением отца Томаса, пришедшего благословить супружеское ложе и окропить новобрачных святой водой, но возобновились с новой силой, едва только священник произнес «аминь». Больше всего было двусмысленностей, связанных с военной тематикой: насчет того, что предстоит протыкать мишень копьем, выпускать стрелы и смазывать ножны.
Фульк позволил гостям позабавиться вволю – все это было частью традиции, – хотя для него это оказалось одним из самых сложных испытаний, которые когда-либо выпадали на его долю. Хорошо хоть семейство Пантульф согласилось воздержаться от той части церемонии, когда супруги представали перед свидетелями обнаженными. Члены обеих семей были довольны заключенным союзом и не видели необходимости прибегать к этому ритуалу. Стиснув зубы, Фульк держался сколько мог.
– Хватит! – наконец заорал он, разведя в стороны руки и отталкивая гуляк от постели. – Пора уже оставить молодых в покое!
Как и предчувствовал Фульк, это заявление было встречено новыми громогласными добродушными шуточками, однако гости не стали сопротивляться, когда их направили из спальни обратно к столам, где их по-прежнему дожидались угощение и выпивка, а музыканты продолжили играть. Когда дверь спальни с мягким стуком закрылась у Фулька за спиной, ему показалось, что там осталась часть его жизни.