– Прости за Джереми, – прозвучал сзади тихий вздох Ричарда. В голосе не было ни грана сожаления. Более того – в нём слышалась улыбка, что разъярило Мизуори ещё больше. Она допускала возможность, что ей это показалось, потому что ненавистный человек может делать с ней только плохое и не иметь ничего светлого и людского. Демонстрировать участие и разыгрывать заботу может и монстр. Только это всё равно не имело значения.
Мизуори тихо порыкивала с каждым неторопливым толчком и жмурилась до кислотного калейдоскопа под веками. Кожа под верёвками натягивалась и тёрлась, покрываясь уродливыми пятнами мелких подкожных кровоизлияний, каждый раз, когда Ричард насаживал девушку на себя, вздёргивая за поясок. Вывернутые руки сводило от невозможности пошевелить ими и неестественного положения. Плечи сильно тянуло назад, и Мизуори не могла их расслабить. От постоянного напряжения всё её тело крупно и беспрерывно дрожало. Каменные мышцы требовали срочного массажа.
Не добавляло радости и полулежачее положение, в котором нужно было пытаться удержать равновесие и не уронить голову. Борьба с собственным телом отнимала все её силы.
Член скользил в ней легко и плавно, щедро политый смазкой. С едва заметным усилием он проникал внутрь и неспешно покидал её нутро только для того, чтобы вновь войти. Медленные фрикции, которые длились бесконечность. Ощущение тесноты, когда в её тело вторгались, заполняя лоно до конца. Ричарда будто и не заботила собственная разрядка: он даже не стонал, дышал ровно, и имел её почти нежно. Это могло бы выглядеть даже романтичным, как секс двух возлюбленных, если бы Мизуори не была связана и настроена категорически против осквернения её тела. Только её мнения никто не спрашивал.
Мизуори не покидало ощущение, что она заново лишается девственности: та же боль, будто в её лоно прорывается толстенный горячий штырь, обдирая её изнутри. Девушка сжималась и билась в истерике от боли. Ей казалось, что Ричард разрывает её на части. Он не давал ей даже возможности расслабиться и привыкнуть, не прерываясь ни на секунду и насаживая так, как нравилось ему. Словно она была бывалой шалавой с бездонной дыркой.
– Джей видит в тебе только дочку его врага. Майк однажды кинул его на кругленькую сумму и жестоко подставил перед полицией. Долго ему пришлось проблемы разбирать… Неудивительно, что он так обозлился. Но ему не стоило срывать злобу на тебе. На самом деле, он неплохой человек, ты могла заметить. Слишком эмоциональный – да, но плохим я его не назову никогда.
В ответ девушка могла только рычать. Завязанный рот не давал ей сказать ни слова, но это успокаивало её хотя бы тем, что он останется в относительной безопасности, пока насильник мучает остальные части её тела. Ощутить снова мерзостный вкус спермы на языке она не хотела даже под страхом многочасовых издевательств. Задыхаться от недостатка воздуха, захлёбываться рвотой. Нет. Нет! Лучше кляп, чем пережить это снова.
– Мизуори. Ты не расслаблена. Если не перестанешь противиться, тебе и дальше будет больно. Успокойся. Дыши глубже. Получай удовольствие от процесса, это не трудно и не страшно.
Как этот человек всё это время мог рассуждать о том, кто хороший, а кто плохой; осуждать её отца, если сам – такой же? Она мало верила в то, что уже не в первый раз за эти два дня плели ей про папу, но червячок сомнений потихоньку грыз. Тем не менее, двойные стандарты выбешивали только так. Ричард относил себя и своего друга к «хорошим парням», хотя сам тоже делал ужасные вещи и причинил ей немало боли.
– Ты закрываешься и делаешь себе хуже, – продолжал вздыхать Ричард. Мизуори жмурилась сильнее и отчаянно желала хотя бы зажать уши руками, но кисти были надёжно связаны за спиной. Речи маньяка, которые вчера возбуждали, сегодня вызывали раздражение, отчаяние и чувство грязи. Мизуори ненавидела саму себя, за то, что так глупо попадалась на все его провокации. Ведь все эти лекции и слащавые уговоры ничем иным быть и не могли. – Серьёзно, ты должна успокоиться и позволить себе получить удовольствие. Знаешь, даже свободные порядочные девочки или проститутки тоже могут сменить хоть двести партнёров, но ничего не почувствовать. Тут важен настрой. У тебя его нет. Попробуй подумать о чём-нибудь приятном.
Думать о приятном, когда её насиловали, Мизуори не могла. Она концентрировалась на своей боли, чтобы не поддаться снова. Контроль помогал ей сопротивляться, пусть и пошевелиться девушка не имела возможности. В её власти оставался разум, и пока она была в состоянии думать связно, Мизуори считала себя непобедимой.
Медленные монотонные движения члена внутри её влагалища не приносили никакого удовольствия. На сладкие речи и уговоры Мизуори не реагировала. Ей вчерашнего хватило. Поплатилась за свою дурость. Ей повезло потерять сознание от боли и провалиться в спасительное беспамятство. Но от последствий это не спасло. По пробуждении её ждала резь в каждом уголке тела, страшная боль в порванном анусе и сипение вместо голоса. Голос она сорвала в тщетных мольбах. Джереми оказался монстром.