Лоргар. Носитель Слова

Первый капитан выругал себя за сомнения. Где же крепость духа, с которой он сотворил из Лоргара великого вождя? Они всегда были наставником и аколитом. Возможно, Кор Фаэрон и проявлял высокомерие, считая, что примарх обязан ему всеми успехами, но он достойно вел Уризена по жизни. Носитель Слова, признавая это, отвечал первому капитану верностью и содействием в его планах.

Учитель и ученик.

Отец и сын.

Неразделимые.

Чтобы успокоить себя, Хранитель Веры снова посмотрел в глаза Золотому, надеясь ощутить прежнюю связь с ним. Он ничего не почувствовал — Лоргар стоял, целиком поглощенный изучением эмпиреев.

Но, если Кор Фаэрон покинет Уризена, кто же заменит его? Ах да, в буквальном смысле легион верных последователей примарха. Большинство из них презирали первого капитана и пламенно завидовали тому, что он, не будучи космодесантником, занимал столь высокую позицию в Семнадцатом.

То, как Хранитель Веры вел себя с подчиненными, не прибавляло ему союзников — даже в рядах Братства. Деятельность этой подпольной секты основывалась на секретности и полном отсутствии сострадания, но она подчинялась Кору Фаэрону и никогда бы не повернулась против него… верно?

В тот миг пастырь окончательно утратил иллюзии. Братством руководил Лоргар, и по слову примарха оно избавит Вселенную от первого капитана с той же легкостью, как от терран и колхидцев, которые слишком увлеклись почитанием Императора и не сумели принять новый порядок — Старую Веру.

Все новые и новые символы прежней религии легиона падали в пылающие груды. Изображая чистосердечное раскаяние, Несущие Слово отрекались от своих достижений в Великом крестовом походе.

«Одна видимость», — подумал Кор Фаэрон. У него сдавливало грудь, в горле стоял комок.

Лоргар превыше всего жаждал найти богов для поклонения, и он обретет их. Ничто не остановит Золотого. Ничто.

Уризен всегда терпел обиды, избегая раздоров, и неизменно преодолевал любые трудности, малые и великие. Кор Фаэрон вспомнил, как юный примарх сносил избиения — он в любую секунду мог применить свой Голос, приказать пастырю остановить порку и выполнить любой каприз ученика.

Но не делал этого.

Почему? Почему Лоргар мирился с унижениями, телесными муками, презрением приемного отца?

Потому что лучший способ утаить свои цели — спрятать их под плащом честолюбия другого человека…

Все, что происходило с той секунды, как Уризен вышел из шатра в бескрайней колхидской пустыне, творилось по его желанию — во всяком случае, с его позволения. Лоргар позволил пастырю забрать его у Отвергнутых. Он позволял наказывать себя, даже выступал и сражался в защиту своего обидчика.

Но теперь, когда примарх наконец отринул ложную веру в Императора и вновь склонился перед Силами, нуждается ли он в Коре Фаэроне?

Кусочек золы, выпорхнув из костра, упал на латную перчатку проповедника. Он стряхнул клочок, и тот рассыпался в мелкий пепел.

Носитель Слова может устранить приемного отца так же просто, как счистил с себя шелуху всех прежних личин и религий. Пусть с сожалением, слезами и самобичеванием, но Уризен крушил любые преграды на пути к цели.

Бессмысленно глядя в пламя, Кор Фаэрон задумался, когда же и его бросят в погребальный костер, как очередной барьер, мешавший Лоргару достичь бессмертного величия.