Лось на диване, верветка на печи

А недавно у нас была фотосессия с лосем. Пришел к нам лось. Наш маленький (но маленьким-то был он давно), наш лось Лососик. Мы вырастили его с малыша.

Он к нам пришел, потому что его приехали поснимать для какого-то модного журнала. На одной обложке Брэд Питт, на другой Лосось (ну то есть Андрей и Лосось).

Андрей с Лососем лежат аккуратно (для кадра) на диване. Андрей с Лососем смотрят в окно (Андрей отодвинул специально занавеску, изгрызенную попугаями, в дырках; вы помните, как Карлсон изображал привидение, просовывая пальцы сквозь дырки?). Андрей провожает Лосося (Лососик выходит из дверей).

Как мы вздохнули свободно, когда только на днях, на днях, на днях (!!!) он перестал наконец помещаться в проем двери.

Мы выпоили его молоком, перевели его в просторный вольер, но он возвращался, тянулся назад к дому. И то в одном окне голова его мелькнет, а то в другом. Нежданный лось на пороге. Это ужас, ужас!

Он объел, болтаясь и шатаясь перед домом, все розы. Кору с плодовых деревьев обглодал. Высовывал свою настырную голову с большими, между прочим, ушами из кустов бульденежа и гортензии. (Гортензия украшала его голову.)

Лососика привезли нам лосенком очень слабеньким. Мы попробовали его поселить в теплом вольере на улице, он бился. Потом ему что-то попало в глаз, начался конъюнктивит. И мы запустили его в дом.

Мы выпаивали его, как и многих лосят, тоже козьим молоком. Все по классической схеме, из бутылки.

Бутылочку заранее сполоснул, молоко на конфорке подогрел, оставшееся молоко прокипятил и в баночке, подписав «для Лосося», поставил в холодильник.

Лососик у нас целыми днями, когда ему стало получше, обычно валялся на диване. Он целиком помещался на диване. Он забирался на диван и лежал (он отдыхал). Поначалу свернувшись по-детски застенчивым комочком, но постепенно «комочек» разрастался. Как ни зайдешь, он лежит. Он лежит, лежит, лежит. Мы привыкли, что лось у нас на диване лежит.

Ноги у лосей снизу до половины светло-серые, даже почти белые, Лосось лежал как будто в светлых чулках.

Андрей лежал вместе с Лососем. Как ни зайдешь, они вдвоем развалились на диване.

До Лосося Андрей лежал на диване с свиньей Чуней, нашей дикой природной свиньей Чуней (когда она была еще поросенком).

А маленькие дикие свинки полосатые. И Чунечка жила у нас в доме вся еще в полосках. Постепенно полоски исчезали. Рост человека отмечается зарубками на косяке двери, у дерева годовыми кольцами, а рост поросенка этими исчезающими день за днем полосками.

Чунечка спала под бочком и под мышкой у Андрея, высунув во сне от блаженства кончик языка.

Андрей намешивал ей в миске еду. Чуня ела и всегда с большим аппетитом на нашей общей — уж ничего не поделать теперь! — кухне. Возила мордой миску по полу, и молоко с кусочками хлеба разливалось. Но лужи Чуня, как правило, вылизывала. Тянулась к невысокому нашему столу (обеденному, разумеется, столу, ей письменный стол был не так уж интересен), касалась столешницы передними миниатюрными и изящными копытцами. Наманикюренными как будто копытцами.

Чунечка жила у нас дома и правда очень маленькой. Когда ее только принесли, она вообще помещалась в сковородке. Они с гусенком ели из одной сковородки: гусенок, поросенок. Чуня засасывала со сковородки молоко, а гусенок хлеб. А сковородку мы ставили Чуне потому, что все остальное (а сковородку мы выбрали ей специально чугунную, тяжелую) в азарте она опрокидывала.

Андрей отлежал на диване с барсуком, Андрей отлежал на диване с тремя выдрами. С нашей обыкновенной неясытью — совой Феклой. Андрей лежал у телевизора на диване, а сова Фекла аксельбантом пушистым у него в это время сидела на плече.

Иногда малышей на диване накапливалось много (разномастных!), и Андрей лежал, весь обложенный животными, прильнувшими к нему и урчащими, сопящими. С подрагивающими как будто бы из-за бега во сне лапами. И с не знающими покоя усами! Все-все щекотали Андрея усами, своими шевелящимися усами. Как прозрачные крылья стрекоз зависают летом в осоке над рекой, так над нашим Андреем шевелились, витали усы-вибриссы.

Косуля Луша держит купюры во рту твердо

Лососик рос и занимал все больше и больше места на диване. А когда ему не хватало свободного места на диване, он спихивал лишнее — копытом.

Сколько раз нас спихивали ненароком с дивана копытом, сколько раз! На родном диване, на краешке этого дивана мы гостями себя чувствовали!

Домой Лосось приходил с грязными и немытыми копытами. Косуля Луша выросла на нашем диване и тоже приходила домой часто с грязными и немытыми копытами. Хотя мы старались ей на пороге влажной тряпочкой ноги вытирать. Но она торопилась на диван и вырывала копытца из наших рук, брыкалась.

Лушу принесли нам под осень косуленком. На улице, как и перед этим Лосося, ее мы оставить не могли. Ее надо было тоже выпаивать молоком, подкалывать ей для улучшения здоровья витамины. Она должна была постоянно быть под рукой. И поэтому она зимовала на диване.

Она забиралась, как и Лосось, всегда тоже с ногами на диван, упиралась копытцами. Ножки у нее были тонкие. Копытца заостренные.