Лосев

После ареста Новоселова Валентина Михайловна «пришла в ужас» от всей его нелегальной литературы антисоветского характера. К тому же в доме находился еще имяславский лосевский архив, включая документы, переданные ему после смерти Н. М. Соловьева, главного поборника имяславия. Тогда решительная Валентина Михайловна, чтобы спасти все эти документы и не компрометировать А. Ф., упаковала их в портплед и отнесла к своей приятельнице по Астрофизическому институту Е. Ф. Ушаковой под предлогом ремонта в квартире. А. Ф. был возмущен этой историей, когда она стала ему известна. Но было уже поздно. Арестовали Лосева, его жену, Новоселова и среди десятков других ничего не подозревавшую Е. Ф. Ушакову, которая тем не менее получила по приговору Коллегии ОГПУ свои три года ссылки в Казахстан. Возвратившись, бедная Е. Ф. Ушакова ни с кем из круга Лосевых никогда не встречалась. В 1960 году Е. Ф. Ушакова-Шапошникова была реабилитирована на основании давних показаний супругов Лосевых о том, что Ушакова «никакого участия в антисоветской деятельности не принимала». Все-таки Лосевы ей помогли, не могли не помочь (л. 770, т. 2).

Если вдуматься поглубже, то уже только один документ «Большое имяславие» мог бы послужить поводом для ареста Лосевых. Тем более что этот «программный документ» для отложившихся от Сергия «в значительной мере» содержал выписки из сочинений А. Ф. (8/Х—1930, л. 128). и его «заметок» (22/VII—1930, л. 117). Лосев не только просмотрел этот документ по просьбе Новоселова, но и был с этим документом «согласен» (там же). Кроме того, распространялись и другие брошюры, «Ташкентская» или «Воронежская», тоже антисергиевские и тоже составленные имяславцами (причем автор последней якобы Новоселов, и она «небезызвестна» и Лосеву) (22/VI—1930 от ПП О ГПУ по ЦЧО Алексеева, п/нач. ИНФО ОГПУ т. Герасимовой, л. 203). В Деле Лосева находился и документ, составленный священником Павлом в Дивеевской пустыни, начинавшийся словами: «Св. Нифонт предрекал…» По словам Лосева, этот документ содержит идеи, «соответствующие моим мыслям о советской власти, как сатанинской, о Церкви, как борце с ней, о капитализме, как грехе» (15/XII—1930, л. 142).

«Большим имяславием» назывался документ, начинавшийся словами: «В неделю о страшном суде 6/I9 февраля 1928 года повем имя твое братии моей, посреди церкви воспою Тебя». В документе говорилось о «кровавом и мутном тумане бесовской силы, обдержащей и церковь нашу и нашу родину». «Потому мы и гонимы, что мы христиане». «Похулено и осквернено сладчайшее Имя Иисусово, и вот постигла Россию великая разрушительная война, падение и расслабление великого народа, безумие и окаянство жесточайшее сатанинского десятилетия, включая и распри церковные, разделение церковного общества на непримиримые партии и еретически-раскольнические блуждания». «Взываем мы, – обращаются авторы этого документа, – ко всем верным чадам православной церкви и умоляем выслушать наше слезное прошение и увещание».

Документ, можно сказать, опасный и антисоветский, а вот А. Ф. Лосев, признавая свою вину, считает, что участвовал в этой антисоветской организации «без особой практической деятельности» (8/Х—1930, л. 129). Да и когда же ему было заниматься практикой, «направлять Димитриевское ли или еще какое-либо течение», если «главным интересом» Лосева была наука, а «влиянию на церковное движение» он уделял «ничтожную часть» времени. Да и это влияние, которое оказывали Лосев и Егоров, шло исключительно по основным вопросам. А главное, их, как «людей прямых», «злила компромиссно-приспособленческая политика» (л. 134–136). В конце концов и это «влияние» успеха не имело, приходилось спасать родину своим философским трудом.

Лосевы держали сторону владыки Серафима (Звездинского) и его друга владыки Арсения (Жадановского), а он твердо запрещает посещать сергианские храмы, ибо Сергий «подчиняется сатане», а церковью Сергиевой управляет Тучков из ОГПУ.[142] Владыка Арсений не имел литургического общения с сергианцами, считая, как и владыка Серафим, что митрополит Сергий превысил «полномочия данной ему церковной власти».[143]