Лошадь без головы (с иллюстрациями)

С ночи шел снег, хлопья падали медленно и тотчас таяли. Над вокзалом носился белый дым — дыхание запасных паровозов.

Рубло поставил свой складной столик, разложил товар и начал зазывать домохозяек, стараясь привлечь их внимание к необыкновенным качествам машинки, которая может почистить целую меру картошки в две минуты двадцать целых и шесть десятых секунды.

Но при этом торговец почему-то все время оборачивался в сторону кафе и поглядывал на его запотевшие окна.

Человек двадцать зевак оказали Рубло честь: остановились послушать его болтовню и посмотреть, как работает машинка. Потом зеваки медленно разошлись. И тут появилась другая публика. Она тоже хотела видеть, как машинка чистит картошку.

Но, едва заметив эту публику, Рубло почувствовал себя так, точно его ударили кулаком прямо в сердце. Построившись по росту, перед ним неподвижно, молча и смирно стояли десять ребят. Это были: рослый Габи Жуа, краснолицый, смуглый, в помятой шапке, нахлобученной на вьющиеся волосы; Зидор Лош, худенький, весь посиневший от холода, утопавший в большой, не по росту, фуфайке, доходившей ему до колен; Фернан Дуэн, беленький, щупленький, в синем натянутом на самые уши берете; толстяк Татав Лювриэ в куртке из порыжелого сукна с многочисленными заплатами разнообразных цветов; Жуан Гомец в коротком пальтишке с выцветшим бархатным воротником и в шлеме с помпоном на своей черной цыганской головенке; Марион Фабер с белокурыми волосами под черным беретом, придававшим ее лицу суровую бледность, и очень прямо державшаяся в своей длинной мужской куртке; Берта Гедеон, стройная и хорошенькая, в уродливом самодельном красном свитере; Мели Бабен в большом черном платке и берете, из-под которого светилась ее вечная улыбка и выбивалась золотая челка; Крикэ Лярикэ, совсем маленький, дрожащий от холода, в теплом жилете, подбитом кроличьим мехом, и наконец, самый младший из всей компании — Бонбон Лювриэ, носивший под синим халатиком целую кучу фуфаек и свитеров.

Итак, все десять были здесь и смотрели Рубло прямо в глаза, не позволяя себе, однако, никаких дерзостей. Они только смотрели на него, вот и всё. Торговец сначала пытался шутить.

— Очень рад вас видеть! — сказал он с натянутой улыбкой. — Подходите поближе, мои дорогие маленькие любители, я покажу вам, как работает машинка…

Ни один не тронулся с места. Они как будто все приросли к тротуару. Пар шел у них изо рта и вился над головами. Время от времени стайка снежинок медленно проносилась над их застывшими лицами. Ребята смотрели на Рубло. И Рубло вскоре почувствовал, что не может оторваться от их пристальных взглядов. Он во всю глотку расхваливал свою машинку и загубил еще полмерки картофеля. Но результатов не было. Никто не останавливался посмотреть, как работает его машинка. Только десять ребят с похвальным терпением стояли на месте и не сводили с него глаз.

Рубло внезапно вышел из себя.

— Немедленно убирайтесь ко всем чертям! — закричал он хриплым голосом.

Никто не двинулся с места. Только взгляды сделались немного мягче, немного внимательнее. Было холодно, однако Рубло почувствовал, что у него выступил пот.

— Ну, хорошо! — сказал он угрожающе. — Подождите! Сейчас я вам всем бесплатно надаю затрещин. На всю компанию хватит!

Никто не шевельнулся.

Остановились какие-то прохожие. Сначала они посмотрели на ребят, потом их взгляды остановились на помертвевшем лице Рубло, у которого раздражение сменилось страхом. Чего он боялся? Прохожие оборачивались направо и налево, ничего не понимали и вновь устремляли глаза на Рубло. Полицейский Дюкрен, наблюдавший с двумя другими за порядком на базаре, как раз в это время проходил мимо. Вся эта молчаливая сцена сильно его удивила.

— Что ты увидел? — спросил он у Габи.

Габи не ответил. Дюкрен проследил за его взглядом, заметил расстроенное лицо Рубло, и взгляд полицейских присоединился к взглядам толпы. Рубло никогда еще не собирал столько публики. И все же он решил поскорее унести свои знаменитые машинки для чистки картофеля и запихнул их в чемоданы.

— У него больной вид, очень больной, — сказала какая-то консьержка[4] из квартала Ферран, видимо ожидавшая, что он вот-вот свалится с ног. — От этого проклятого холода кровь застывает в жилах.

Рубло не свалился. Он с лихорадочной поспешностью сложил свой столик и козлы, бросил все это добро в грузовик, потом повернул к детям свое дрожащее от ярости лицо. Он открыл было рот, но слова застряли в горле: маленький Бонбон вышел из рядов верхом на палке, на которую была надета голова лошади.

— Но-но! Но-но! — выкрикивал Бонбон, притоптывая обеими ногами.

Он натягивал воображаемые поводья и высоко задирал голову лошади, а та смотрела на Рубло с дьявольской яростью. Толпа покатилась со смеху. Расхохотались и внезапно согревшиеся ребята. Рубло отступил, бросился, как безумный, в свой грузовик и вихрем умчался.

— Так ему и надо! — сказала Марион. — Будет знать в другой раз, как без спросу лазить по чужим домам. Теперь мы с ним поквитались.

— Видно, — сказал Фернан, — у него все-таки на душе неспокойно, раз он так быстро удирает…