Лошадиные истории

Спешила Леля. Не давала отдыха ни себе, ни лошадям. Близился вечер. Длинные понурые тени двигались впереди усталого, измученного жаждой косяка. Дымный восточный ветер гнул к земле пожухлые травы, срывая пыль из-под копыт лошадей, и нес ее через скучную, бесконечную степь к солнцу. Задымленное, запыленное, оно светилось тускло, словно сквозь закопченное стекло, и все под ним было коричневым. У Лели кончалось терпение. Она чувствовала себя разбитой, разломанной на части — ей никогда не приходилось так уставать. И к тому же в голове время от времени начинало тягостно гудеть, сознание тускнело, и тогда она снова теряла слух. Стать бы на привал, но где же тот пруд, о котором упоминал дед Лукьян?

Неожиданно Лошадия вскинула голову и бодро зафырчала. Побежала рысью без посыла. За ней наперегонки помчался весь косяк. Впереди виднелась зеленая низинка: там когда-то был пруд, но теперь он высох, зарос травой и только в одном месте, с краю, блестела лужа воды.

Кони кинулись к ней, отталкивая и кусая друг дружку, и через несколько мгновений перемешали воду с грязью.

Леля, онемев, глядела на одуревших от жажды лошадей, потом выгнала их из лужи, спешилась. Несколько минут постояла на уступчатом бережку, отгоняя самых нетерпеливых, кто снова хотел забраться в лужу. Ласково уговаривала их, упрашивала. И когда лошади немного успокоились, Леля положила плеть на уступе, сняла порванное платье и полезла в грязь. Погрузила в нее руки по локоть и начала выбирать из глубины слежавшийся ил. Укладывала его по краям лужи, чтобы в углубление не натекала жидкая грязь. Ил был тяжел и тягуч, как свинец. Она выковыривала его до изнеможения. И не зря — в углублении, тоненько журча, стала собираться вода. Когда самые нетерпеливые кобылы полезли к ней, Леля, схватив плеть, с яростью набросилась на них. И тогда Лошадия, стоявшая на уступе, показала, как нужно делать: стала на колени и, вытянув шею, попила. Когда она отошла, Палема сделала то же самое, за ней — Кулема и остальные лошади.

А Леля торопливо продолжала углублять свою копань. Она, видно, открыла запечатанные плотным илом родники. Вода стала натекать быстро, прохладная, чистая. Она приятно холодила исколотые ноги. Когда последняя лошадь напилась и отошла, Леля обмылась и выползла на бережок. У нее не хватило сил подняться на ноги. К ней подошла Лошадия, подышала на затылок, прикоснулась бархатистыми губами к плечу.

Отдохнув, девочка расседлала кобылу, дала ей сухарь и припала к вымени. Тут же появился Коська, но он был сыт и только таращился на Лелю — заглядывал под живот с другого боку и легонько подталкивал мордой вымя матери.

С заходом солнца утих «астраханец», небо очистилось, и на нем проступили крупные звезды. Они отражались в Лелиной копани. Косяк спокойно пасся у забытого пруда.

Леля спала, положив голову на седло. Она часто просыпалась среди ночи, хваталась за пистолет, прислушиваясь к ночным звукам. Умница Лошадия не уводила косяк далеко.

За всю свою жизнь оберст фон Штюц не выходил из себя так и не бранился, употребляя непозволительные при его воспитании выражения, как в тот вечер, когда он обосновался со своим штабом в станице Дольской. Ему позвонил секретарь рейхсмаршала Геринга и уведомил, что экцеленц очень интересуется, как проходит операция «Рыжая стая»… Но что он, фон Штюц, мог ему ответить?.. Племенных кобыл с жеребятами буденновской породы еще не было у него в руках, и он пообещал прислать их Герингу в ближайшие дни.

— Так где же лошади, любезнейшие? — сквозь зубы спрашивал фон Штюц у майора Кроге и капитана Рихтера, — Где ваш агент «сержант Пудров», могу ли я узнать?

— Последнее сообщение получено от него вчера вечером из — того квадрата. — Капитан Рихтер показал на карте, висевшей над столом. — Он следовал за косяком кобыл и жеребят, который сопровождали только два старика и мальчишка лет тринадцати-четырнадцати… — Рихтер хотел добавить, что опытному диверсанту ничего не стоило уничтожить без лишнего шума двух стариков и подростка, но этого, по-видимому, не произошло. Дело в том, что у него, Рихтера, есть подозрение, что пойманный сегодня утром раненый подросток…

— Видимо, наш агент погиб, — прервал Рихтера майор Кроге.

Вялый капризный рот фон Штюца сжался гузкой. Он прохаживался по кабинету, с ненавистью поглядывая на Рихтера и Кроге. Потом ткнул в карту пальцем.

— Этот район уже отсечен нашими войсками. Но эта дикая степь еще плохо контролируется нами. В настоящее время фронт проходит у Манычских лиманов, и надо помешать косяку проскочить за линию фронта. Мы ликвидируем коневодов, сопровождающих лошадей… Я сам это сделаю, господа!.. А вы, майор Кроге и капитан Рихтер, вы оба, лично, сами пригоните лошадей сюда. Берите солдат, берите собак и возвращайтесь с племенным косяком. Только с ним! Вам ясно, господа?

— Так точно, господин оберст! — майор Кроге и капитан Рихтер щелкнули каблуками.

— Идите!