Лощина (ЛП)

Затем слышу другие звуки. Пушечная пальба. Ржание лошадей. Вопли и ругань, обнажение мечей. Люди молят о пощаде, умоляют сохранить им жизнь. Звуки смерти. Скрежещущие клинки.

Я слышу войну.

За этой дверью нет ничего, кроме войны.

И затем дверь открывается, распахиваясь так, что меня отбрасывает назад в пустоту, и горячий ветер, пахнущий серой и гнилью, устремляется ко мне.

«Вам здесь не место, учитель», — говорит голос.

Затем дверь захлопывается, и меня отбрасывает назад, настолько сильно, что я, спотыкаюсь, но так и не ударившись, открываю глаза.

— Что случилось? — восклицает Кэт.

Глаза Брома широко раскрыты, он все еще протягивает руку.

— Что ты видел?

Я хватаю ртом воздух, мое сердце колотится о ребра. Чувствую, как сернистый запах липнет ко мне.

— Я видел войну, — говорю ему, переводя дыхание. — Слышал. Внутри тебя идет война, Бром Бонс.

Он хмурится и быстро обменивается смущенным взглядом с Кэт, прежде чем вернуться ко мне.

— Метафорическая война?

Мне приходится сделать паузу, поджимая губы, пока я думаю.

— Не уверен. Я не видел. Ничего не видел, лишь чувствовал и слышал. Но, кажется, что все это принадлежало не тебе.

Вам здесь не место, учитель.

Это не голос Брома.

Но что-то подсказывает мне держать такое втайне.

Потому что этот мужчина уже не тот, с кем я был близок.

Этот человек был в бегах, потому что за ним охотились.

А сейчас передо мной человек, которого наконец поймали.

Глава 19

Кэт

— Это прекрасная лошадь, Бром, — говорит ему моя мама, когда мы подъезжаем к школьной конюшне, а странный мальчик-конюх бегает вокруг и пытается помочь нам всем.

Я рассеянно поглаживаю шею Подснежницы, поглядывая на Брома, который выводит из стойла свою полностью оседланную лошадь. Это великолепный жеребец, абсолютно черный и блестящий, как полированный обсидиановый наконечник стрелы, который лежит у меня в ящике стола. Крупное тело и сильная изогнутая шея делают его похожим на голландскую породу, скрещенную с фризской, а не на чистокровных лошадей, которые часто встречаются в этих краях. От меня не ускользнуло, что он выглядит точно так же, как конь, на котором всадник ехал прошлой ночью. Единственная разница заключалась в том, что конь всадника казался созданным в недрах Ада, а этот — спокойный и ласковый.

— Хороший, — говорю я, выводя Подснежницу. — Где ты его взял?

Он вскакивает на лошадь, демонстрируя мастерство верховой езды, и бросает на меня многозначительный взгляд, который говорит: «Не помню».

— Подобрал в путешествии, — говорит Бром с напускной уверенностью, теребя поводья.

— И как его зовут? — спрашиваю я, хотя понимаю, что этого он тоже не знает.

Теперь он почти свирепо смотрит на меня.

— Сорвиголова, — говорит конюх, выходя из стойла мамину лошадь. — Я слышал, что его называли Сорвиголовой.

— От кого? — спрашиваю я.

Мама смеется.

— От Брома, естественно. Это его лошадь.

Но мальчик-конюх больше ничего не говорит. Вместо этого он встречается со мной взглядом, и что-то непонятное мелькает на его лице, прежде чем он поворачивается и бежит обратно в конюшню.

Я размышляю об этом, когда забираюсь на Подснежницу, чувствуя взгляд Брома на спине. Итак, у него есть лошадь, которую он не помнит, и у нее есть имя, которого он ей не давал. Кто дал? Тот же, кто и подарил.

Мне нужно время, чтобы поговорить с Бромом наедине. После того, как Крейн попытался прочитать его после урока, выглядя явно потрясенным войной внутри него, появилась Сестра Маргарет и устроила Брому экскурсию, почти такую же, какую проводила для меня, и мне пришлось поспешить на следующий урок заклинания и песнопения, который я уже опаздывала. Остаток дня я была на занятиях по магическим и не магическим предметам, и вышла только двадцать минут назад, когда мама пришла за мной, чтобы вернуться с ней и Бромом в город.

Мама берет инициативу в свои руки, цыкая на свою лошадь, и мы следуем гуськом, Бром позади меня, направляясь по дорожке через внутренний двор. Погода изменилась с сегодняшнего утра, но с тех пор многое изменилось в моей жизни. Студенты больше не занимаются и не беседуют на траве. Теперь земля покрыта слоем росы, а цветы поникли. Листья на кленах, березах и вязах все еще яркие, но гораздо больше опало на землю гниющими кучками. Туман всегда присутствует, паря над черной поверхностью озера, и на мгновение он напоминает мне глаза Брома. Черные, но с дымкой. Он другой. Он… сам не свой.

Я бросаю на него взгляд через плечо, жалея, что Крейн не научил меня делать эту штуку «говорить-в-голове». Бром оглядывается по сторонам, на его лице выражение странного удовлетворения, как будто он впервые видит окружающее. Должна признать, он хорошо смотрится на этой лошади, его черные волосы и глаза сочетаются с черной шерстью и глазами лошади, они оба сильные, мускулистые, властные. Он хорошо смотрится здесь, на фоне школы, как будто принадлежит этому месту, может, даже больше, чем я.

— Значит, ты ведьмак, — говорю я ему.

Он встречается со мной взглядом, поднимая брови.

— Почему ты так говоришь?