Лоскутное одеяло, или Психотерапия в стиле дзэн

ИДЕЯ ПРОГРЕССА… (К—44, стр. 63)

К—3.

ТАК НАЗЫВАЕМОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ обычно означает что-то вроде смены тех пресловутых надписей на футболках. Сиротинушка превращается в героя, герой по достижении срока становится мудрецом. Но — вот что интересно — носитель футболки может при этом остаться той же со всех сторон деревянной заготовкой. Или, наоборот, тем же милым, счастливым Буратино.

«Я много лет соперничала с Богом,
Пытаясь завершить им начатый портрет…»

И вот получается, что по достижении определенного возраста человек считает себя обязанным стать зрелым. Опять-таки, желание настолько благородное, что издеваться грех. Но что означает эта зрелость? Она внутри или снаружи? В смысле: кто на кого работает? Если это — зрелость для внешнего зрителя (нет, опять — грубо! скажем, для собеседника), то это и есть смена футболки.

Теперь: как отличить как бы зрелость от просто зрелости (если она, конечно, бывает), мудрость как надпись на футболке от мудрости как внутреннего состояния? (Это с подлой точки зрения внешнего наблюдателя). Саша Гранкин бы сказал: ковырнуть, врезаться, вступить в эмоционально значимый диалог. И если та самая зрелая женщина, натыкаясь на границы своей роли, будет отпрыгивать, значит, это роль. Например, в роль мудрой сивиллы не входит сердиться на приставания. Кира прятала свою агрессию (видную несколько раз по ходу диалога и совершенно очевидную в конце) — и это подписало ее приговор.

Парадокс: взрослый — это тот, кто может быть ребенком. Тот, кто не может, — владелец взрослой футболки.

ПОКЛОНЕНИЕ ДЬЯВОЛУ (Д—5, стр. 22)

ЦЗУЙ-ЕНЬ, ДУМАЯ, ЧТО ОН УЖЕ… (И—24, стр. 103)

К ИЗВЕСТНОМУ СВОЕЙ СТРОГОСТЬЮ МАСТЕРУ… (И—15, стр. 94)

ЕСЛИ ПЕРЕСТАТЬ СОБИРАТЬ БЛЕСТЯЩИЕ МОНЕТКИ…

(М—12, стр. 71)

К—4.

ПРЕЖДЕ ВСЕГО: СКОЛЬКО ЖЕ В ЭТОЙ ИСТОРИИ БОЛВАНОВ?

Трое были так названы. Но что вы скажете о нескольких монахах, «записавших этот анекдот»? К ним уже органично примыкает автор книги со своими любимыми читателями. Естественно, большая часть этого народа полна друг к другу явной симпатии.

Итак, некогда было время, когда этих болванов не было. Вот Му-Чу идет по дороге (куда он шел?), вот он встречает того злосчастного монаха. Болванов еще нет — или их уже полно? Тут надо быть осторожным. Когда первый «болван» уже прозвучал, картина резко поменялась. Избежать дальнейшего невозможно. Цзю-Ту прекрасно понимал, что мотивы Му-Чу неустановимы. Он совершил действие, которое невозможно стереть, он уподобился Богу. По той или иной причине Цзю-Ту решил приуменьшить блеск вокруг Му-Чу. То, что сделал Ю-Тань, можно назвать стиранием памяти. Послушайте окружающих: они мало помнят происшедшее, они помнят свои мысли по этому поводу. Но поскольку и мысли тоже не очень, мягко говоря, свои, то стереть их действительно можно даже таким фрайерским способом.

Что за привычка записывать такие штучки? Да еще комментировать их? Да еще потом комментировать комментарии?

Я думаю, в этом сказывается их провинциализм. Столичные жители обычно не утруждают себя подобными размышлениями. Анекдот прозвучал — давайте следующий! Есть слово «реприза», есть понятие «gimmick». В провинции несколько более принято задумываться над смыслом. В этом коротком рассказе, например, прекрасно описан круговорот ценностных суждений, обреченных на вечное поедание собственного хвоста. Но кому оно надо? Важно, могу я это понять или нет? Я болван или автор — болван? Так кто здесь блуждает среди призрачных болванов? (В то время, как те двое пошли «каждый своей дорогой»). Вот, скажем, ты не очень много понимаешь в этой книге. Что ты собираешься делать с тем, что не понимаешь? А с тем, что понимаешь? (это вопросительный знак или восклицательный?)

И последнее: вдруг вспомнил, что мой лучший друг в то счастливое время называл меня не иначе как «падло».

БОГАТЫЙ ТОРГОВЕЦ ПРИНИМАЛ В ГОСТЯХ… (Д—6, стр. 24)

В ЗАПАДНОМ ПОНИМАНИИ ИСТИНЫ… (К—16, стр. 46)

К—5.

Первый акт психотерапевтической драмы: агенты в масках

«Мне нравится, что вы больны не мной…»

Главным достоинством моего современника является тщательно отрепетированная приемлемость. Встретившись друг с другом, мы старательно делаемся друг под друга.

Положение агента в чужой стране — очень хорошая метафора. Тот тоже всё время делается и волнуется, так ли у него получается.

Но положение на самом деле еще хуже: оставшись наедине, агент может расслабиться. Среди нас же никто расслабиться не может: человек боится внутреннего еще больше, чем внешнего.