Лоскутное одеяло, или Психотерапия в стиле дзэн

Я бросаюсь искать. Я знаю, что если я не успею найти до какого-то момента, то ворота захлопнутся. Но Ершова нигде нет. Есть обрывки людей: у кого нет ноги, у кого головы. Каждый притворяется, что он и есть товарищ Ершов. Жуткая лажа. Я начинаю стрелять по ним по всем из пистолета. Кто-то разбегается, а кто-то сладостно говорит «Еще!» и распахивает передо мной одежду. Я просто зверею. Начинаю орать: «Ершов!», и он вдруг отзывается: «Аюшки!» Я кричу: «Ты где?» А он так лениво говорит: «Щас выйду». Я ору: «Быстрее!», а он: «А подергай вон там». Я поворачиваюсь — там висят какие-то толстые, отвратительные колбасы. Я ору ему изо всех сил: «Пошел ты!… Не буду я дергать!» Бегу обратно, пока не захлопнулись ворота. Теперь он бежит за мной: «Подожди!» Но я уже выбегаю, счастливый, что успел выбраться. Вся злость прошла. Я облегченно вздыхаю: «Ф-фух», стираю со лба пот… Просыпаюсь. Так хорошо.

О ГЛУБИНЕ ВЗАИМОПОНИМАНИЯ. (И—30, стр. 109)

КРАСАВИЦЫ И МИЛИЦИОНЕР. (И—31, стр. 110)

C—12.

Сон проститутки-пушкиноведа

Мне приснилось, что я — на конференции пушкиноведов. После открытия и торжественной речи всем раздают по Пушкину. Я думаю, что это, наверное, будет шоколадный Пушкин, вроде медвежонка, но это оказываются такие куклы, как Барби. Я беру своего Пушкина-Барби за волосы и тихонько ломаю. Так, чтобы никто не видел, у всех соседей тоже свои пушечные куколки, они ими восхищаются, показывают друг другу, двигают их ручками, ножками, ну, в общем, все в восторге, и я тоже, только я зажимаю своего Пушкина между ногами, вырываю волосы, выкручиваю руки, пытаюсь нашарить член, но его нет, и тогда я откусываю ногу и жую, с диким кайфом, просто обжираюсь, причмокиваю, вся такая счастливая, и тут вижу лицо соседа — или соседки — с вытаращенными на лоб глазами — и просыпаюсь.

КОНЕЦ КАРЬЕРЫ ПСИХОТЕРАПЕВТА. (К—26, стр. 51)

C—13.

ХОРОНЯТ МОИХ РОДИТЕЛЕЙ. Причем они умерли уже давно, но хоронят их только сейчас. В открытую могилу я бросаю свои цепочки, кольца, заколки. Потом могилу зарывают. Я не поднимаю головы, но знаю, что землю кидают мои самые близкие люди. А потом я взлетаю, меня подхватывает и несет ветер, высоко над землей. Вдруг вижу: из облака высовывается пятка. Я подлетаю и щекочу ее. И хохот — я даже не знаю, чей это, он как бы и мой, и идущий сверху, или, может, снизу — вот этот хохот, он заполняет собой всё. И куда я ни посмотрю — везде огонь.

Когда я проснулась, я точно и живо всё это помнила и еще повторяла: «Поляны, поляны».

ПОСЛЕ СМЕРТИ МАГГИД ЯВИЛСЯ К СВОЕМУ СЫНУ… (И—25, стр. 104)

C—14.

В ДОМЕ МОЕМ ПОСЕЛИЛСЯ ТРУПИК. Я кормлю его сладостями. Он очень забавный, с синим хвостиком.

Мы сидим и играем с ним на дворе нашего дома: строим из ящиков какое-то возвышение. Потом он залезает наверх, становится в такую гордую позу, как царь, и стоит там. Я поднимаю голову — почему-то мне его плохо видно, как будто он стоит против солнца — я поднимаю голову и вижу, что у него на голове — шлем с перьями, как у австрийского императора, и перья немыслимой высоты, с дом. Я думаю: ну ничего себе! — и лезу за ним. Но никак не могу долезть, гора оказывается какой-то складчатой, я проваливаюсь в щели между ящиками. Короче, скоро я оказываюсь в каком-то таком месте, что ни вверх, ни вниз. Я еще думаю: ничего себе видик со стороны, наверное, это похоже на такой мемориальный памятник победителю, где фигура наверху, а по бокам — деяния.

ЕСЛИ ПЕРЕСТАТЬ СОБИРАТЬ БЛЕСТЯЩИЕ МОНЕТКИ…

(М—12, стр. 71)

СОН ПРО ВНЕШНИЙ ГЛАЗ. (С—18, стр. 81)

C—15.

Сон про начало

Два огромных зверя кусают друг друга за хвосты. Они оба зеленые, громадные; у одного золотистые (оранжевые?) глаза; у другого лица как бы не существует.

Долго, топчась на месте, они жуют друг другу хвосты.

Потом начинают толкаться мордами.

Потом у них вырастают пасти, становятся длинными, как у крокодилов, и они кусают друг друга за нижние челюсти.

А я — маленькая — прячусь где-то рядом, я сижу в земле, и они постепенно ко мне приближаются. Я боюсь. Лапы их топчутся так близко, что я зажмуриваюсь. И одна лапа — бах! — наступает на меня.

Темнота.

И я вижу, как зеленой искоркой прохожу по лапе, внутри, по сплетению артерий, вхожу к нему в живот и растворяюсь. Я заполняю зверя изнутри, я становлюсь им, то есть ею, теперь я знаю — это самка. Я вхожу во владение мускулами и топчусь, и вижу оранжевые глаза другого…

МЕЗОЗОЙСКАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ. (И—27, стр. 105)

C—16.

Сон юного горожанина

Геббельс пришел ко мне и говорит: «Чувак, выходи за меня». Я достал говномет и выстрелил ему в рыло. Меня пытают в гестапо. Я, оказывается, польский разведчик — Ежи Валенса.