Лоскутное одеяло, или Психотерапия в стиле дзэн

Она бросилась в деревню, вбежала в первый попавшийся дом и закричала:

— Будда согласился вылечить моего сына!

— Очень хорошо, — сказали хозяева.

— Он сделает снадобье, и для него мне нужно принести горчичное зернышко.

— Пожалуйста, — сказали ей. — Конечно, возьми сколько хочешь.

И когда ей принесли полную пригоршню горчицы, она вдруг вспомнила об условии и спросила:

— А у вас в доме кто-нибудь умирал?

— Да, конечно, — ответили хозяева, — в позапрошлом году дед, три года назад…

Но она уже не слушала, она помчалась в следующий дом. Потом в следующий… Когда она обежала всю деревню, она поняла. Она вернулась к Будде, взяла своего ребенка, похоронила его и присоединилась к последователям Гаутамы. По легенде, она стала основательницей первой группы буддистских монахинь.

СКАЗКА: ДЕВОЧКА И ЗМЕЙ. (К—47, стр. 64)

И—14.

«ГЛАВНОЕ, Я СОВЕРШЕННО НЕ ПОМНЮ, КАК ВСЁ ЭТО НАЧАЛОСЬ. Шла группа, я сидела как-то в стороне, смеялась, смотрела, встревала, но это как-то проходило почти незаметно… И тут вдруг я оказалась на стуле, уже не в первый, конечно, раз, и он меня спрашивает:

— На что жалуетесь?

А у меня такое игривое настроение, помню, что голова пустая, дай, думаю, подыграю; говорю:

— Да так, ничего особенного. Окружающие достали.

А тут же сидит парень, который полвечера в предыдущий день ко мне клеился, так достал, неимоверно, главное, всё норовил потрогать. И я говорю:

— Окружающие достали, — а сама про него думаю. Как-то так.

Он говорит:

— Так, значит, окружающие достали. Все?

— Да, в общем, все.

— И как они тебя достали?

— Как-как — руками! Всё время трогают.

— А тебе это не нравится…

— А мне это не нравится.

— То есть они тебе не нужны, ты их хочешь послать на фиг, а они всё время трогают…

— Да.

— Ай-ай-ай, — говорит он, — и вот сейчас опять…

А я чувствую, что меня куда-то не туда занесло, но ведь всё верно, и я отвечаю:

— И вот сейчас опять.

— Да, — говорит он, — всё ясно. Динамо, и даже, наверное, второй степени.

А я сижу и не могу вспомнить, что это такое. Я точно помню, что это термин из книги Берна, какая-то игра, но какая — хоть убей. А он вдруг говорит:

— Знаешь что, ты уходи отсюда. Давай-давай, уходи. Ты же всё равно работать не будешь. Тут полно людей, которые хотят работать, а ты не хочешь — ну и уходи.

И тут у меня — полный ступор. Я чувствую, что сцена ужасная, что надо, наверное, встать и уйти, и он мне показывает рукой на дверь, а я физически не могу сдвинуться с места. У меня как будто задница к стулу приросла, я просто это физически ощутила. Он говорит: „Уходи“, а я глупо улыбаюсь и не могу сдвинуться с места.

Вот это было самое главное. Потом я, конечно, разревелась, потом мы еще говорили, но то, что я тогда пережила, — это по сей день со мной. Я никогда не перестану быть за это благодарной».

СТРЕМЛЕНИЕМ К БЕССМЕРТИЮ… (К—30, стр. 54)

И—15.

К ИЗВЕСТНОМУ СВОЕЙ СТРОГОСТЬЮ МАСТЕРУ Дзэн пришел, в числе прочих, молодой монах с юга страны. Вечером мастер вручил ему для медитации рукописный отрывок из «Алмазной сутры». Не взглянув на буквы, молодой монах разорвал свиток и бросил обрывки к ногам мастера.

— Будда — это не Путь, — сказал он.

— А что есть Путь? — спросил мастер.

— Пол под моими ногами.

— Что ждет тебя на этом Пути? — спросил учитель, перехватив поудобнее палку.

— Удар, — не моргнув глазом, ответил монах.

— Удар еще надо заслужить, — сказал мастер и, опираясь на палку, вышел.

ВТОРОЙ АКТ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ ДРАМЫ:

ВОЙНА. (К—6, стр. 39)

И—16.

УЧЕНИК ПРИШЕЛ к своему учителю со словами:

— Когда я медитирую, я чувствую себя совершенно отвратительно. Я постоянно отвлекаюсь. У меня жутко болят ноги. И еще я время от времени проваливаюсь в сон. Это ужасно!

— Это пройдет, — спокойно ответил учитель.

Через неделю ученик пришел опять.

— Моя медитация — чистое счастье! Я чувствую себя настолько живым, таким спокойным! Это прекрасно!

— Это пройдет, — спокойно ответил учитель.

МЕЗОЗОЙСКАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ. (И—27, стр. 105)

И—17.

Грустная история

о роли личности лошади в истории

Некий мудрец, посвятивший всю свою жизнь изучению сокровеннейших книг, достиг окончательного просветления. В это мгновение он вписал в свой трактат фразу «Ибо всё есть Дух, и нет ничего, кроме Духа» — и от избытка внутреннего света выбежал на улицу. А надо сказать, что за последние годы он на улицу почти не выходил, и в комнате у него было довольно темно, а дело происходило в полдень на юге. Так что как только он выбежал, яркое солнце ослепило его. Ничего не видя, он бросился по улице и, конечно, на кого-то налетел, и его обозвали как-то грязно и по-местному матерно. И он, не привыкший слышать ничего, кроме святых слов о Глубочайшем, оглох. И вот он бросился дальше, ничего не видя и не слыша, и через какое-то время попал под лошадь.