Лотерея

Припомнив, как создавалась моя рукопись, как нерасторжимо переплетались в ней рациональные конструкции с иррациональными откровениями, я осознал, что Сери должна быть чем-то значительно большим, чем нафантазированный мною аналог Грации. Она тоже была реальной, тоже самодостаточной, тоже действовала по своим собственным побуждениям. Она жила сама по себе, своей отдельной жизнью. С каждым разом, когда я видел ее или разговаривал с ней, это ощущалось все сильнее и сильнее.

Но пока Грация была рядом, Сери оставалась на заднем плане.

Иногда я просыпался ночью и видел рядом с собою Сери. Она притворялась спящей, но просыпалась при первом же моем прикосновении. И тогда она становилась, в сексуальном отношении, всем, чем Грация никогда не была. Любовные игры Сери всегда были захватывающими, всегда неожиданными. Грация знала, что я считаю ее сексуально неотразимой, и начинала лениться; Сери ничего не считала самоочевидным и находила все новые и новые способы меня возбудить. Грация знала секс до тонкостей, была искушенной любовницей, Сери была воплощением невинности и непосредственности. И все равно после любви с Сери, когда мы совсем просыпались и зажигали свет, Грация садилась на кровати и закуривала или спрыгивала на пол и шла в туалет, и я смирялся с тем, что Сери исчезала.

Случалось, что днем, когда Грация была на работе, Сери составляла мне компанию. Иногда она была в соседней комнате, и я это чувствовал, а иногда поджидала меня снаружи, на улице. А когда мне удавалось к ней приблизиться, я беседовал с ней и объяснял ей себя. Больше всего мы сближались во время прогулок, тогда она рассказывала мне об островах, о Йа и Кэ, о Мьюриси, Сивле и Панероне. Она родилась на Сивле, была замужем, развелась и с этого времени объехала массу островов. Иногда мы гуляли по широким бульварам Джетры, а иногда садились в трамвай и ехали к побережью, и я показывал ей Сеньорский дворец и охранников в их фантастической средневековой форме.

Но Сери приходила только тогда, когда сама того хотела, и мне ее порой недоставало.

— Ты так и не заснул, — сказала вдруг Грация.

Я помолчал несколько секунд и кивнул.

— Да.

— О чем ты думаешь?

— Да так, о всяком.

— Мне тоже не спится. Жарко. — Она села и щелкнула выключателем. Жмурясь от внезапно вспыхнувшего света, я ждал, когда же Грация закурит, что она тут же и сделала. — Питер, а ведь ничего из этого не получается, ты согласен?

— В смысле — из того, что я здесь живу?

— Да, тебе это претит. Ты хоть способен честно в этом признаться?

— Мне это совсем не претит.

— Тогда все дело во мне, ведь что-то же точно не так. Ты помнишь, как мы условились в Каслтоне? Что если опять все пойдет вкривь и вкось, мы не будем притворяться и поговорим откровенно.

— Я ничуть не притворяюсь. — (И тут внезапно появилась Сери; она сидела на краю кровати, отвернувшись от нас и чуть наклонив голову набок, и слушала.) — Просто мне надо свыкнуться с тем, что случилось в прошлом году. Ты понимаешь, о чем я?

— Пожалуй, что да. — Она отвернулась и начала водить зажженным концом сигареты по пепельнице, сгребая пепел в аккуратную кучку. — А вот ты, ты хоть когда-нибудь понимаешь, о чем я говорю?

— Иногда.

— Премного благодарны. А все остальное время я только зря болтаю языком?

— Грация, не устраивай, пожалуйста, новый скандал. Я тебя очень прошу.

— Я не устраиваю никаких скандалов, а просто пытаюсь до тебя достучаться. Ты хоть когда-нибудь слушаешь, что я говорю? Ты все забываешь, ты противоречишь сам себе, ты смотришь сквозь меня, словно я — пустое место. Прежде ты таким не был.

— Да, я понимаю, что я виноват.

Согласиться было проще всего. Я хотел бы ей все объяснить, но боялся, что она разозлится.

Да что там сегодняшняя ссора, я мог вспомнить эпизоды, когда Грация становилась решительно невозможной по той лишь причине, что очень устала на работе или что-нибудь ее расстроило. Вначале я пытался пойти ей навстречу, разделить ее огорчения, чтобы они стали чем-то таким, что бы нас сближало, а не разделяло, но Грация тут же окружала себя непреодолимой эмоциональной стеной. Она раздраженно отмахивалась, либо впадала в ярость, либо уходила от разговора каким-нибудь еще образом. Я пытался привыкнуть к ее невротическим выходкам, но не так-то это было просто.