Лотерея

Она мучительно размышляла, сидя в плетеном кресле в пустой дамской комнате. Для начала не мешало избавиться от рваных чулок. Радуясь отсутствию посторонних, она без спешки сняла туфли, стянула чулки и с облегчением высвободила палец из дыры. «Куда бы их спрятать?» — подумала она и решила, что корзина для использованных полотенец вполне сгодится. Поднявшись с кресла, она снова глянула в зеркало и расстроилась еще больше прежнего: серый костюм сидит мешком, ноги тощие, плечи сутулые. «Я выгляжу на пятьдесят, — подумала она с досадой, — хотя мне едва ли больше тридцати». Волосы неряшливыми прядями спадали на бледное лицо; внезапно разозлившись, она вытащила из сумочки помаду и нарисовала себе чувственный рот. Вышло не очень, но она решила, что так все же лучше, после чего открыла пудреницу и нарумянила щеки. Пятна на щеках получились неровными, а губы — чересчур яркими, но зато лицо теперь уже не казалось таким встревоженно-бледным.

Засунув чулки в корзину под влажные полотенца, она с голыми ногами вышла в коридор и направилась к лифту.

— Вниз? — спросил при виде ее лифтер.

Она молча шагнула в кабину, и лифт спустился на первый этаж. Проследовав мимо дипломированного швейцара, она вышла на улицу и остановилась на тротуаре. Люди сновали туда-сюда, она стояла и ждала. Через пару минут из толпы возник Джим и, приблизившись, взял ее за руку.

Где-то далеко отсюда остался ее пузырек с кодеином; на полу дамской комнаты семью этажами выше валялась бумажка с надписью «Удаление»; а здесь, внизу, не замечая суетливых прохожих и не чувствуя на себе их любопытные взгляды, она — распустив по плечам волосы, рука об руку с Джимом — бежала босиком по жаркому песку.

Письмо от Джимми

«Порою кажется, — думала она, моя посуду на кухне, — что у всех без исключения мужчин что-то неладно с мозгами. А может, они вообще законченные психи, и об этом знают все женщины, кроме меня. Просто никто никогда не говорил мне об этом — ни мама в детстве, ни соседка по комнате в молодости, — а сейчас знакомые женщины не говорят, будучи уверены, что я и так в курсе».

— Я получил письмо от Джимми, — сказал он, разворачивая салфетку.

«Наконец-то, — подумала она. — Наконец-то Джимми прервал молчание и написал тебе. Может, теперь все уладится, и мы снова заживем в мире и согласии».

— И что же он пишет? — поинтересовалась она.

— Не знаю, — сказал он, — я не читал.

«Черт возьми!» — подумала она, предугадывая дальнейшее, но вслух ничего не сказала. Ждала продолжения.

— Думаю отослать его обратно, не вскрывая.

«Могла бы сразу догадаться, — сказала она себе. — А вот я не вытерпела бы и пяти минут над запечатанным конвертом. Я могла бы разодрать его на клочки и отправить назад в таком виде или попросить кого-нибудь сочинить от моего имени язвительный ответ, но я и пяти минут не вытерплю, просто оставив конверт невскрытым».

— Сегодня я обедал с Томом, — сказал он так, словно предыдущая тема была уже исчерпана.

«Как будто письма и не было вовсе, — подумала она. — Как будто он больше не будет об этом думать. А может, и впрямь не будет? Черт возьми!»

— Наверно, все-таки стоит прочесть письмо, — сказала она.

А вдруг он сейчас так и сделает? Вдруг скажет: «Чего уж там!» — и вскроет письмо. И потом, может быть, уедет к своей матери и поживет там какое-то время.

— Зачем? — спросил он.

«Будь осторожна, не то нарвешься», — сказала она себе.

— Да просто интересно. Любопытно узнать, что там написано.

— Ну так возьми и вскрой сама.

«Даже не думай», — приказала она себе.

— Нет, ну сам посуди, глупо вот так вот злиться на письмо. Злиться на Джимми, это я понимаю. Но не прочесть письма только из вредности — это просто глупо.

«О боже, я назвала его глупым! — опомнилась она. — Я дважды назвала его глупым. Это конец. Если он расслышал, что я назвала его глупым, со мной все кончено, извиняться бесполезно».

— А зачем мне его читать? — сказал он. — Что бы он там ни писал, мне наплевать.

— Я бы все же прочла.

— Ну так открой его.

«Еще чего! Может быть, я стяну письмо у него из портфеля; может, измельчу его, взболтаю с яйцами и завтра подам ему на стол в омлете, но если сейчас я только потянусь к этому письму, он сломает мне руку».

— Да ладно, не так уж мне и интересно, — сказала она.

Пусть думает, что она отступилась; пусть расслабится в своем кресле; пусть лопает лимонный пирог; пусть себе треплется о чем хочет.

— Сегодня я обедал с Томом, — сказал он.

Убирая чистую посуду в шкаф, она думала: «Может быть, он вовсе не прикидывается. А может, он скорее убьет себя, чем вскроет письмо. Может, ему и вправду наплевать, или же он потом доведет себя до истерики, закрывшись в туалете и пытаясь разобрать написанное сквозь конверт. А может, получив это письмо, он буркнул: «Это от Джимми», — бросил его в портфель и думать забыл. Если так, я его прикончу. Я прикончу его и закопаю в погребе».

Позднее, когда он пил кофе, она спросила:

— Ты покажешь его Джону?

«Джон не станет ходить вокруг да около, — подумала она. — Джон сразу его вскроет, как сделала бы я».

— Что показать Джону? — спросил он.

— Письмо.