Лотерея блатных

– Можно съездить к Гродю, – говорит он мне. – У него получается отличный луковый суп!

Я не отвечаю... Продолжаю размышлять над этой непонятной историей.

– Слушай, Берю, – спрашиваю я Толстяка, – ты поработал почти во всех службах. Может, знаешь двух блатных, которых зовут Боб Шалун и Маньен Улыбчивый?

– Маньен! – восклицает Толстяк. – Он меня спрашивает, знаю ли я Маньена! Да мы с ним вместе ходили в школу! Я решаю, что он шутит, но потом вижу – нет.

– Это правда?

– А то! Ты что, думаешь, гангстеры с неба сваливаются? Должны же они быть откуда-то родом, а, Пино? Мы с Маньеном земляки... Его отец держал в нашем поселке табачную лавку... О! Видишь у меня на брови шрам? Это Маньен швырнул мне в морду подковой...

– Подкова приносит счастье, – иронизирую я. – А скажи-ка мне, Толстячок, ты знаешь, где он кантуется?

– Да. У него квартира на бульваре Бертье, в семнадцатом округе...

– Чем он занимается?

– Его конек – скачки...

– Он играет на тотализаторе?

– Да, но ставит только на выигрывающую лошадь... Он парень умный!

– Кажется, он и Турок были корешами?

– Да?

– Мне так сказала Мари-Жанна... Как думаешь, может он быть связан с этим делом?

– Маньен? Ты чокнулся, Сан-А. Он слишком умен, чтобы влезть в мокрое дело!

– Во всяком случае, допросить друзей наших друзей иногда бывает полезно. Предлагаю вытащить его из-под одеяла.

Толстяк соглашается:

– Давай... До жратвы или после?

– До!

– Знаешь, если он у себя, то раньше полудня не встает. Так что это не горит.

Я стукаю кулаком по приборной доске:

– Я сказал – сейчас! Понял?

– О'кей...

Отодвинув заботы о супе насущном, Берюрье везет нас на бульвар Бертье и останавливается перед домом сто двенадцать.

– Откуда ты знаешь его адрес? – подозрительно спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Он несколько раз просил меня помочь, когда коллеги пытались устроить ему неприятности.

– Как не пособить землячку!

– Надо же помогать друг другу...

Толстяк останавливается на четвертом этаже и начинает колотить в дверь. Пинюш отстал на этаж и тащится, фырча, как паровоз.

Проходит некоторое время.

– Улетела птичка, – с сожалением вздыхаю я.

– Да нет, – объясняет Берюрье, – просто он не открывает первому встречному. Это надо понять...

Он колошматит снова, посильнее, но по-прежнему в дружелюбном ритме.

Вдруг, хотя мы не слышали звука шагов, мужской голос спрашивает из-за двери:

– Кто там?

– Это я, Берюрье, – отвечает Толстяк.

В его голосе звучит гордость за то, что он действительно Берюрье – самый рогатый полицейский Франции.

Дверь открывается. В полумраке прихожей стоит высокий тощий тип с большим носом и очень глубокими морщинами по обеим сторонам рта. На нем белая шелковая пижама. Редкие волосы растрепаны. Он чешет грудь, глядя на нас без всякой радости.

– Ты позволишь? – для проформы интересуется Берюрье, отстраняя его.

Маньен смотрит на Пинюша и меня, как на собачьи какашки, забытые на его ковре.

– Это кто такие? – спрашивает он Берюрье.

– Мои друзья, – отвечает Толстяк.

Маньен больше вопросов не задает... Свою кликуху «Улыбчивый» он, должно быть, получил за резкие морщины, делающие его физию похожей на морду бульдога!

Мы закрываем дверь и следуем за хозяином квартиры в богато обставленную столовую... Улыбчивый опускается в клубное кресло и смотрит на швейцарские часы, тикающие на стене. Радостный кукушонок приветствует приход Берюрье, прокричав, что уже восемь.

Он (не кукушонок, разумеется, а Берюрье, хотя он тоже ку-ку) показывает на меня пальцем.

– Комиссар Сан-Антонио, – представляет он. – Мой начальник и тем не менее друг... Он хочет тебя кое о чем спросить...

У Маньена темные горящие глаза, очень нерасполагающие.

– Насчет скачек? – уточняет он.

– Нет, – отвечаю. – Я не люблю лошадей и предпочитаю мотогонки!

Я вытаскиваю из-под стола стул, придвигаю его к креслу хозяина и сажусь напротив. Мои колени почти касаются его.

– Вы, разумеется, читали о найденной на рынке отрезанной человеческой голове? Он колеблется, моргает.

– Чертова башка, – добавляет Берюрье, смущенный этим коллективным визитом к его земляку. – Такие вещи могут случиться только со мной...

– Замолчи! – кричу я на него. Возвращаюсь к Маньену Улыбчивому:

– Мы (показываю на свою группу) работаем в Секретной службе... К криминальной полиции не имеем никакого отношения... Мы бы никогда не занялись этим делом, если бы не случайность...

– К чему вы клоните? – спрашивает Маньен. – Вы разбудили меня, чтобы рассказывать свою биографию?

– Минутку! Мы провели расследование, и вот результат...

Я загибаю палец:

– Турок! Загибаю второй:

– Греноблец! Загибаю третий:

– Мари-Жанна, Туркова путанка... Все сыграли в ящик. Неплохо мы поохотились, а?

Он в миг становится зеленым, как бутылка.

– Турок! Греноблец!

– Да...

– Но газеты писали, что Турка...

– Считайте, что предыдущих номеров просто не было, и читайте последующие. Они вам подтвердят мои слова...

– Мы тебя не накалываем, – вставляет Берю. – Слово земляка!

Маньен скребет макушку.

– О! Я тебе верю... Вот только узнавать об этом тяжело...