Шатен. Мы жили в маленьком домике в центре Гомеля в частном секторе на улице Калинина…
Брюнет. Дальше… Самое раннее воспоминание!
Шатен. Первое, что я помню…
Брюнет. Самое, самое первое!
Шатен. Я стою за печкой в спальне родителей между спинкой кровати и стенкой…
Брюнет. Спальня?!.. Это громко сказано — закуток два на три метра всего-то.
Шатен. Я стою в полной темноте и смотрю на вертикальную трещину вдоль угла печки.
Брюнет. Я же говорил… молодой росток, две тоненькие веточки!
Брюнет. Огонь в печи трепещет и урчит… Он яркий, светлый, играет переливами… А трещинки тоненькие-тоненькие. Если бы не беспросветная темнота… их и не увидеть вовсе!
Шатен. Тонкие нити мерцают и горят… Я спрятался, мне тепло и я счастлив, совершенно счастлив… Мне тогда года три или четыре было.
Брюнет. И заметьте, эту историю вы никогда никому не рассказывали. Мало того, вы её забыли, а вспомнили только сейчас.
Шатен. Это гипноз, внушение.
Брюнет. Ничего подобного…
Шатен. Попробуйте.
Брюнет.
Шатен. ПЫрскались…
Брюнет.
Шатен. В пустую пластмассовую бутылку из-под шампуня наливалась вода…
Брюнет. В то время такие бутылки среди ребятни были в цене.
Шатен. В пробке раскалённым гвоздём делалось отверстие… При резком нажатии на бока бутылки…
Брюнет. Создавалось давление…
Шатен. И вода струёй вылетала наружу.
Брюнет. Это элементарно, Ватсон.
Шатен. В наших водомётных баталиях колонка служила базой снабжения боеприпасами.
Брюнет. Так вот это случилось у колонки на пересечении ранее указанных улиц… Надо сказать, что в третьем доме от угла улицы Калинина на чётной стороне улицы Воровского жила тётя Лиля. Она без мужа растила своего сынулю Вадика. Это очень важный момент, прошу его запомнить. Тётя Лиля была двоюродной сестрой дяди Валеры, дом которого стоял напротив дома, в котором жили вы, друг мой. Жили вместе с мамой, отцом и братом. Так?
Шатен. Я хорошо помню дядю Валеру и его жену тётю Марию. Они дружили с моими родителями…
Брюнет. Ваши родители, дядя Валера и тётя Мария частенько собирались в выходные дни весёлой компанией в общем дворе за столом под деревянным навесом. Нередкой гостьей на этих ваших пирушках была всегда согбенная и инфантильная тётя Лиля. Она приходила с сынишкой Вадиком, и всё внимание её было приковано к этому ребёнку.
Шатен. Мать любила своё дитя — как всякая мать.
Брюнет. Мальчик был некрасив и, как бы это сказать повежливее, недалёкого ума. В свои шесть лет он дотягивал по умственному развитию до годовалого, говорил бессвязно и стоял на учёте в специализированной больнице.
Шатен. Мы с братом жалели его… Угощали конфетами и печенушками.
Брюнет. Опустим предисловие и приступим к повествованию… В тот знаменательный день 10 июня 1979 года вы, мой друг, сражались у колонки, как Аттила на Каталаунских полях.
Шатен. Промок до нитки…
Брюнет. Как, впрочем, и все ваши друзья.
Шатен. Брата моего сия чаша также не минула.
Брюнет. Это благодаря вашим общим стараниям.
Шатен. День был жарким…
Брюнет. Вся ваша дружная ватага двинулась по улице Калинина в сторону Полесского моста… Вы, мой друг, замешкались у колонки, вам надо было набрать воды в бутылку от шампуня. Весёлая ватага стремительно удалялась… Вы набирали воду… И тут в нескольких шагах от вас раздался истошный женский крик. Вы обернулись и увидели его…
Шатен. …Вадика…
Брюнет. …лежащим на асфальте.
Шатен. Он лежал на животе…
Брюнет. Лицо у него было разбито. Из носа текла кровь. Он тихо и обречённо плакал… Шатен. Тётя Лиля надрывно кричала…
Брюнет. Взывала ко Всевышнему…
Шатен. Вокруг собирался народ.
Брюнет. Вадика отряхнули, умыли, утёрли нос и аккуратно, как фарфоровую куклу, поставили на ноги.
Шатен. Я подошел к нему, чтобы пожалеть и успокоить.
Брюнет. Это знаете только вы, друг мой, только вы.
Шатен. Как же так?
Брюнет. Тем временем события развивались молниеносно. Один из подошедших дяденек… Такие встречаются везде и всюду, решил-таки разобраться, что произошло и кто виноват. Путём немыслимых «усилий» и невероятного терпения этому активному во всех отношениях дядечке удалось «выяснить», что несчастного мальчика кто-то обидел…