Лотос, рожденный в грязи

– Нет! – развел руками Добрыня. – Дома не застал, поехал в медучилище, там сказали – группа на практике в больнице, я метнулся, прилип в пробку, пока доехал – все, практиканты ушли. Перекусил в кафешке, поехал снова домой, там мать – говорит, вот только перед вами вышла, а куда – не сказала. Ну и тут ты…

Тина внимательно посмотрела на мужа, чуть задрав голову:

– То есть ты, Вовочка, вообще ничего полезного, кроме как пообедать, сегодня не сделал, так получается?

Кущин вытаращил глаза:

– Да?! А кто тебе выемку ханурика этого организовал?! Не я?!

– Мы его еще не вынули.

– Дело техники. Вон, гляди, капитан бумажки несет, – хмыкнул он, кивнув головой в сторону выхода из дежурки.

Капитан действительно передал сержанту, ожидавшему у двери, сопроводительные бумаги и отомкнул дверку «обезьянника»:

– Ивановский, на выход со вшами!

– С какими вшами еще? – подозрительно спросил сержант, снимая с ремня наручники.

– Ну, вещей-то нет у него, а вшей вполне мог наловить, – хохотнул капитан. – Все, забирай, некогда мне.

Сержант сковал запястья Ивановского наручниками и подтолкнул к двери:

– Мы поехали, скажи всем до свидания. – При этом он бросил быстрый взгляд на Кущина и еле заметно кивнул.

Когда за ними закрылась дверь, капитан устало посмотрел на Тину:

– Не представляю, как вам это удалось, но очень рассчитываю, что больше вас не увижу.

– Не могу вам этого обещать, – притворно вздохнула Володина. – Работа такая, понимаете же…

– Ой, все, идите, а то мне еще эту истеричку оформлять…

– Спасибо, товарищ капитан. – Вовчик выпихнул Тину за дверь, а сам задержался: – Слушай, капитан, давай телефончиками махнемся, вдруг пригодится?

– Ты, я так понял, бывший опер?

– Да. Работал в Химках.

– А ушел чего? В детективах платят больше?

– Ага – и бегают дольше, – фыркнул Кущин, роясь в бумажнике в поисках визитки. – Так получилось. Мы сейчас дело крутим в твоем районе, давай договоримся – если что-то будет, я тебе мгновенно отзвонюсь, лады?

– «Что-то» – это что? – поинтересовался капитан.

– В наших делах всегда что-то уголовное всплывает. Так я не жадный – так понятно?

– Вполне, – засмеялся капитан, беря ручку и листок бумаги. – Меня Иваном зовут.

– А я Вовчик, – Кущин протянул руку. – Ты не беспокойся, мы стараемся не причинять бывшим коллегам неудобств, даже наоборот. Но и не хотелось бы, чтобы нам тоже мешали, понимаешь? Мы закон уважаем, действуем четко в рамках, Тинка – тоже бывший опер.

– Начальница твоя?

– Угу. Так мы договорились? Могу звонить, если вопросы будут?

– Звони. И начальнице своей скажи, пусть аккуратнее будет, могла ведь на перо попасть сегодня.

При этих словах у Вовчика нехорошо кольнуло в области сердца, но все расспросы он решил адресовать непосредственно жене.

– Спасибо.

Он отдал капитану визитку, забрал листок с телефоном и вышел, торопясь нагнать в дороге наряд из Хамовников, чтобы забрать у них Ивановского.

Уазик был припаркован в двух кварталах от отделения полиции, сержант курил, открыв дверь, водитель и второй полицейский, откинув капот, что-то рассматривали и обсуждали.

Добрыня остановил машину и вышел:

– Извини, сержант, что задержались… обмен любезностями.

– Не любят вас бывшие коллеги? – сочувственно спросил тот, выбрасывая окурок.

– Да кто как. Каждому же не будешь объяснять, что не за бабками пошел, а есть другая причина. Ладно, давай мне страдальца, буду дальше работать.

Сержант выбрался из уазика, обошел его и открыл дверку:

– Руки давай.

Из двери показались скованные запястья, сержант отомкнул замки и посторонился:

– Выходи. И не фокусничай, а то без башки останешься.

Но Ивановский, оценив габариты стоявшего прямо перед ним Вовчика, явно не собирался становиться себе врагом.

– На фиг мне… а вы это… куда меня везти собираетесь? – опасливо спросил он.

– А там посмотрим, – проникновенно пообещал Добрыня, крепко беря его за плечо. – Жрать хочешь?

– А то…

– Ну, значит, сперва поедим, я тоже голодный. А дальше будет видно, Геннадий Николаевич. Давай, перебирай ножками к машине. – Повернувшись, Добрыня кивнул сержанту: – Спасибо! Майору передай, что звякну на днях.

– Передам. Эй, вы скоро? – крикнул сержант, обращаясь к водителю. – В отдел поехали, там копаться будешь.

Добрыня усадил Ивановского на заднее сиденье своей машины, и тот, увидев на переднем сиденье Тину, вздрогнул:

– Это… а вы чего… тут?

– Да не бойтесь, я просто так людей не бью. А холодное оружие у себя за спиной вот просто с детства терпеть не могу, – сказала она, высовываясь между сиденьями, и Вовчик, уже забравшийся за руль, снова отметил, что об этом он поговорит с женой позже и без свидетелей.

– Значит, план такой, – сообщил он, заводя двигатель. – Сейчас едем в кафешку, очень уж есть хочется, а по дороге Гена нас развлекает рассказом о своей уголовной и не очень жизни. И говорит чистую правду, как на допросе. Я, конечно, срок дать не могу, а вот по зубам – запросто.

Ивановский съежился:

– Так это… а чего говорить-то?

– А все, – выезжая на дорогу, сказал Вовчик. – Родился, крестился, женился, сделал, сел, вышел – ну что, учить тебя? Сам не местный же?