Лотос, рожденный в грязи

Михаил тоже работал, брал дежурства, набирался опыта. Жить вместе они начали, когда Снежане оставался год учебы, а Михаилу еще три. Квартиру снимали небольшую, с таким расчетом, чтобы удобно было добираться до места учебы и ей, и ему. Платили тоже пополам. Михаил подрабатывал медбратом, Снежана рисовала открытки на продажу, всякий раз посмеиваясь, что красный диплом художественной школы все-таки не пропал и даже удачно монетизируется.

Они неплохо жили ровно до тех пор, пока она не окунулась в работу – тяжелую, порой ненормированную, заставлявшую общаться с людьми, которых раньше обходила бы стороной. Снежана приходила поздно, уставшая, не всегда находила в себе силы приготовить что-то или убрать квартиру. Пару раз срывались совместные выходные, запланированные заранее, – ее неожиданно вызывали на работу, и отказаться она, конечно, не могла. Михаил сперва принимал все как мелкие неудобства, с которыми можно мириться, но через пару лет это превратилось в проблему.

А еще отец… Он вдруг начал задавать Снежане неудобные вопросы, ответов на которые у нее не было – например, почему за столько лет уже совместной жизни Михаил не сделал ей предложения.

– Папусик, ну кому нужны эти архаичные условности? – отмахивалась Снежана, изо всех сил стараясь скрыть, насколько ей неприятен этот вопрос. – Главное же любовь, да?

– А значение слова «ответственность» вы не хотите вспомнить? Случись что – и кто вы друг другу?

– Почему непременно должно что-то случиться?

– Оно не должно, Снежана, оно случается и, как правило, в момент, когда ты меньше всего к этому готова, – вздыхал отец.

Он и тут оказался прав.

Снежана с Михаилом собирались в ресторан, уже стояли на пороге, когда ее вызвали на работу.

– Миш… – прижав трубку к груди, виновато сказала она, глядя в расстроенное лицо Рожкова. – Ну, надо… я эту девку разрабатывала три месяца, они без меня ее не возьмут…

– Разумеется, – сухо сказал он, стягивая через голову пуловер. – Без тебя никак, я понимаю.

– Ну, у тебя ведь тоже бывают такие случаи…

– Я еще не такого высокого уровня специалист, у меня таких случаев не бывает. – В его голосе прозвучал сарказм, но Снежана не хотела ссориться еще больше.

– Но тебя ведь просят кого-то подменить, и ты едешь, – возразила она.

– Ты не сравнивай! Я спасаю жизни…

– А я ловлю преступников! – разозлилась она.

– Лови! – Михаил развернулся и ушел в спальню, громко хлопнув там дверью.

Снежане некогда было задумываться над странным поведением Михаила, за ней вот-вот должна была подъехать дежурка, а нужно еще переодеться – не ехать же на задержание в платье. Наскоро сменив его на джинсы и водолазку, она сунула ноги в кроссовки и выскочила из квартиры, побежала по лестнице вниз. Однако на первом этаже вспомнила, что забыла телефон, перескакивая через ступеньки, вернулась, отперла дверь и услышала, как в комнате Михаил разговаривает с кем-то:

– … нет, говорю же – свалила на задержание, это точно до утра. Ну, я же знаю, не в первый раз. Пока возьмут, пока свидетели, пока бумаги все оформят, то-се…

Снежане некогда было ни слушать дальше, ни хотя бы спросить, с кем говорит Рожков, она схватила с полки под зеркалом свой мобильник и снова убежала.

В коридоре она вдруг обо что-то запнулась – не стала включать свет, чтобы не беспокоить наверняка спящего Михаила. Тихо чертыхнувшись, Снежана присела на корточки и вдруг увидела небрежно валяющиеся прямо под ногами женские ботинки на высоком каблуке. Они принадлежали не ей, Снежана не носила такой высоты каблуки.

Подняв ботинок двумя пальцами, еще не совсем понимая, что происходит, она поднялась и посмотрела на вешалку – там вызывающе красовалось белое длинное пальто, благоухающее дорогими духами.

Держа ботинок на вытянутой руке, она прошла в спальню, хлопнула рукой по стене, нашаривая выключатель, и, когда яркий электрический свет залил комнату, увидела лежащих на кровати Михаила и какую-то брюнетку, по-свойски закинувшую ногу на его бедро.

В горле пересохло, Снежана почувствовала, что сейчас грохнется в обморок. Но – нет, она не могла позволить себе слабость. Размахнувшись, она запустила ботинком аккурат в голову даже не проснувшегося от вспышки света Рожкова, развернулась и, не слыша понесшихся ей вслед проклятий, пошла из квартиры.

Оказавшись на улице, она вдруг неожиданно для себя побежала – так, как делала это много лет по утрам. Рюкзак за спиной раскачивался вправо-влево, задавая ритм, Снежана подчинилась ему и бежала, бежала…

Остановилась она, только когда поняла, что больше не может – гудят ноги, кружится голова, тошнит. Снежана опустилась прямо на бордюр, вытянула ноги, опустила голову и только теперь заплакала.

Отец не задавал вопросов, не осуждал, не клял несостоявшегося зятя – он сказал единственную фразу и больше не обсуждал со Снежаной эту тему:

– Если решилась, никогда не оглядывайся.