Лоцман

…Еще через неделю про меня разнюхали (видно, благодаря Анне Борисовне) в местной газете. Пришел тощий парень с диктофоном, взял интервью. Потом стал клянчить рассказ или очерк. Я поотбивался, но в конце концов пообещал. Тем более, что деньги были на исходе, не на что новую рубаху купить. Работал я не спеша и, как ни странно, даже с удовольствием. Описал праздник в Подгорье и старт «Даблстара», приплел его историю-легенду и кое-что присочинил. Главным героем сделал местного мальчишку, которому только случайность помешала улизнуть зайцем в полет. На очерк не потянуло за недостатком документальности, а на фантастический рассказ — вполне. И мой «Звездный катамаран» в течение июня газета «Вечерний Кобург» выдавала мелкими порциями…

Прошел месяц, и я не только не помер, а даже выписался. Газета предложила мне комнату в редакционном дачном коттедже на берегу залива — бесплатно, только с условием, что я еще что-нибудь напишу.

Анна Борисовна говорила, что уезжать мне пока не следует, она должна меня «понаблюдать».

«Понаблюдать» меня ничуть не хуже мог бы Артур Яковлевич. И вернуться домой ничего не стоило: выяснилось, что в Овражках я выбрал неудачный день для отъезда — нечетное число, а поезд «Пилигрим» в мой город отправляется по четным. Теперь можно было уехать в Овражки, а оттуда до дома — рукой подать.

Но я не уезжал, не хотелось. Интуиция говорила, что потом я уже никогда не выберусь в эти края. Они станут закрытыми для меня, как закрыто для незнающих дорогу Подгорье.

Насовсем расставаться с этим миром было грустно. По правде говоря, из-за Сашки. Из-за того, что порвалась бы тогда последняя ниточка… Вообще-то она и так порвалась. Но все же грела мысль, что я живу в том самом измерении, где мой лоцман… Печаль моя, конечно, поулеглась, многое в нашем путешествии вспоминалось теперь с улыбкой. Но стоило вспомнить прощание — и опять делалось тоскливо… Эх, если бы не было той дурацкой истории и разъехались бы мы по-хорошему! Тогда Сашка остался бы со мной навсегда — просто как часть жизни, как негаснущий огонек. А теперь что?..

Я думал, думал и зашел однажды в местное отделение «Пилигрима». Спросил, не могут ли они найти для меня адрес проводника Александра Крюка одиннадцати лет, живущего в Краснохолмске. Там искать не стали, сказали: «О-о! Лоцман Сашка!» — и выдали адрес наизусть. Спросили только:

— Вы что, знакомы с ним?

— Встречались…

Нет, я не поехал в Краснохолмск. Честно говоря, не решился. Написал письмо. Так, мол, и так, вспоминаю, как бродили, спасибо тебе, а сам я малость приболел, застрял в Кобурге, а книжка, которую ты при отъезде забыл, теперь у меня; послать ее тебе? Как здоровье и как поживает Чиба?

Письмо получилось нарочито небрежное, даже нечестное какое-то. Но я это понял, когда уже отправил его и потом повторял про себя написанные строчки… Впрочем, терзаться не имело смысла: письмо вернулось. С лиловым штампом на конверте: «Извините, адресат выбыл».

Куда выбыл? На время или насовсем? В «Пилигриме» ничего не знали, удивились. «Ладно, значит, судьба, — сказал я себе. — Что было, то было, не переделаешь. Хватит об этом». И стал жить в Кобурге дальше. В начале августа сдал в газету рассказ «Вниз по реке Окуневке» и опять «загремел» в знакомую палату под опеку Анны Борисовны Штерн. На четыре недели. На сей раз почти совсем отказала нога.

— Разрабатывать ногу надо, процедуры принимать, а не ныть! — притворно орала на меня Анна Борисовна. — А то ведь отрезать вашу конечность к чертовой бабушке!

В общем, вытянула она меня и на этот раз. Выписала. И я, помахивая тростью (подарили в редакции), отправился из больницы на набережную подышать воздухом свободы.

Было начало сентября, но жара стояла как в июле, и лишь ветер с залива смягчал ее. Хлопал тентами у магазинных витрин, теребил красно-белые зонты уличных кафе. Пахло водорослями и мокрым песком. Мимо лавочек с сувенирами, журналами и купальниками фланировал туда-сюда туристский люд. Впрочем, немногочисленный. Зато было много ребят, в школах кончились занятия. Здешних ребятишек не обряжали в школьную униформу, они были разноцветные, веселые, счастливые, что урокам на сегодня конец и что на улице еще полное лето. Многие из мальчишек — такие же светловолосые, длинноногие и загорелые, как Сашка. Несколько раз я даже вздрагивал. Но мальчишки на меня не глядели. С маху перескакивали каменную балюстраду и — с набережной прямо на узкий песчаный пляж. Ранцы — в песок, одежда летит в стороны, как пестрые бабочки, а сами — бултых в мелкую зыбь прохладного залива. Здесь было безопасно: хоть полмили иди, а глубина первокласснику по грудь…