Лоуренс Аравийский

Тем не менее взятие Ваджха оказалось поворотом к лучшему, так как с этого момента отпала опасность угрозы Мекке и, наоборот, появилась новая опасность для турок в Медине. Правда, она была еще довольно отдаленной, так как Ваджх отстоял от железной дороги на расстояние около 250 км, но победа все же имела и практическое значение. Теперь инициатива определенно перешла к арабам. Английская авиация и шпионы-арабы доносили об общем отливе турецких войск по направлению к Медине. Зеид нашел в себе смелость продвигаться вперед и нашел дефиле покинутыми. Большая часть турецких сил, находившихся а Хиджазе, понемногу стягивалась к линии железной дороги для ее охраны. В Тебуке, железнодорожной станции, имевшей большое значение и находившейся в 525 км к северу от Медины, был сформирован отряд численностью около 5000 человек, получивший название 2-го смешанного отряда. Другой отряд, названный 1-м смешанным отрядом, был сформирован в Маане из батальонов 7-й турецкой дивизии, переброшенной туда из Сирии. Этот отряд, первоначально состоявший из 3000 человек, в дальнейшем возрос до 7000 человек. Каждая оттянутая к северу часть усиливала преимущество арабов, увеличивая число сторонников шерифа, в то время как возможности турок ответить ударом на удар все уменьшались. Кроме того, турецкие части уже не могли быть в дальнейшем сосредоточены, так как их пришлось раздробить по целому ряду железнодорожных станций, расположив в окруженных колючей проволокой блокгаузах.

Таковы были результаты действия клина, врезавшегося на фланге чрезвычайно важной для турок железнодорожной зоны. Арабы стали теперь действовать по уязвимой части железнодорожной магистрали. Почти бескровное наступление на Ваджх имело то громадное значение, что поставило находившихся в Медине турок в положение осажденного гарнизона.

Взаимоотношения между арабами и английской военной миссией продолжали оставаться весьма неопределенными; одно время все дело «висело на волоске». Добиться улучшения и расширения перспектив удалось лишь благодаря удивительному такту Фейсала, умению обращаться с арабами, проявленному несколькими английскими офицерами, а также постепенно возраставшему влиянию Лоуренса.

После захвата Ваджха возник целый ряд неприятных инцидентов, в связи с чем создалась зловещая атмосфера. Вожди арабов быстро заподозрили чужое вмешательство, и все время чувствовали присутствие неверных. Многие из вождей вели себя таким образом, как если бы английские офицеры были их слугами. Когда об этом был заявлен протест Назиру, он ответил: «Не забывайте, что еще месяц назад в этой стране не бывало ни одного европейца; если бы он нам встретился, мы застрелили бы его. Вы должны нам дать время привыкнуть к этому». В другой раз, когда Ньюкомб стал задавать вопросы посланцу из Джурфа, араб презрительно ответил, что он приехал сюда повидать Фейсала, а не кого-либо другого.

Когда подобные случаи презрительного отношения стали известны Фейсалу, он собрал своих вождей и заявил им прямо, что английские офицеры заслуживают уважения и должны рассматриваться как свои. В результате обращение с английскими офицерами улучшилось — их стали терпеть и даже в некоторых случаях ценить.

В то время Лоуренс держался в тени как на происходивших в палатке совещаниях, так и вообще. Хотя он уже и пользовался доверием Фейсала, но настолько хорошо это скрывал, что многие из приходивших в палатку Фейсала арабов или вовсе не замечали его присутствия, или не обращали на него внимания. Для некоторых из его соотечественников, воспитанных на традициях превосходства англичан и чувства собственного достоинства, безразличие Лоуренса к оскорбительному пренебрежению, от которого у них закипало негодование, было источником недоумения. Пораженные полнейшим спокойствием Лоуренса в те моменты, когда рабы подметали или плевались в его присутствии[81] они были склонны приписать эту способность смирения его воспитанию и прошлым скитаниям среди арабов.

В памяти одного из наиболее проницательных людей запечатлелось представление о Лоуренсе как о человеке, сидящем безмолвно, не отдающем никаких распоряжений, но пользующемся своим влиянием, наблюдающем за всем происходящим и обдумывающем свои планы».

Когда операции передвинулись на север, метод Лоуренса изменился. Он стал больше выделяться, — не только потому, что его собственный престиж возрос, но и потому, что никто из шерифов не приобрел того авторитета, какой приобрели он и Фейсал в Хиджазе.

Использовав свой первоначальный опыт, Лоуренс разработал теорию искусства обращения с арабами, которую он изложил в письменной форме в «Двадцати семи статьях» в качестве не подлежащего оглашению руководства для вновь прибывающих офицеров британской армии, которые пожелали бы воспользоваться этим опытом.

Это руководство заслуживает того, чтобы быть приведенным вкратце.

«Двадцать семь статей»

Умение обходиться с хиджазскими арабами представляет собой искусство, а не науку; оно имеет исключения, но не имеет каких-либо определенных правил…