Читаем Лоуренс Аравийский полностью

Первый тяжелый удар был нанесен Гарландом. Выступив из Веджа 12 февраля с отрядом бедуинов в 50 человек и двигаясь к юго-востоку, он после восьмидневного перехода на верблюдах достиг железнодорожной линии у Гувейры. Полагаясь на полученные от арабов сведения о том, что поезда ходили теперь только днем, он решил, что у него имеется достаточно времени для того, чтобы под покровом ночи. не торопясь, произвести разрушение железнодорожного полотна. Поэтому одну часть своего отряда он направил на закладку подрывных шашек под мостом, находившимся к югу от станции, а сам подготовил к подрыву участок несколько далее по линии. Вдруг он услышал приближение поезда, шедшего с севера. Ненадолго остановившись на станции, поезд отправился дальше. Имея в своем распоряжении лишь несколько минут, Гарланд все же успел заложить немного шашек уменьшенного заряда и убежать от полотна, когда поезд находился от него всего лишь в 200-300 м. Произошел взрыв, паровоз сошел с рельсов и упал с насыпи. Взрыв произвел переполох на станции, и турецкий гарнизон бросился на помощь. Отряд спасся лишь благодаря арабу, которому был поручен другой подрыв, — он нашел в себе достаточно хладнокровия не поджигать запала и не взрывать моста, прежде чем Гарланд и его люди не перешли через него.

Набеги участились и становились все более и более дерзкими, дав возможность проявить свой талант и Ньюкомбу. В ночь на 3 марта он с отрядом арабов напал на Дар-ЭльХамра. Разрушив станцию и участок железнодорожного пути, он возвратился обратно, захватив в плен 15 турок.

Прославился своими набегами также Хорнби. Он и Ньюкомб полностью отдались игре превращения в арабов и стали носить арабские одеяния. В дальнейшем после своего прибытия из Рабуга к ним присоединились Джойс и Девенпорт. Вингейт, так же как и английские офицеры, на месте быстро оценил преимущество операций против слабо укрепленного, растянутого фланга вместо операций против короткого, защищенного холмами фронта у Медины. Это привело к постепенному сосредоточению войск в северном направлении. 8 марта Вингейт отдал приказ Вильсону об эвакуации Рабуга и переброске египетских и арабских регулярных частей к Веджу. Там уже имелся отряд самолетов под командой майора Росса, причем египетская часть продолжала нести главным образом охрану посадочной площадки. Французский отряд был продвинут лишь до Янбо, где он сорганизовал новую базу и продолжал помогать частям Али и Абдуллы. Благодаря настойчивым просьбам Бремона отряд, наконец, усилили горной батареей.

Разделение операций французских и английских войск способствовало уменьшению возможности трений между ними, которые, несмотря на хорошие взаимоотношения личного состава, легко могли появиться вследствие различия политических интересов, а еще более из-за подозрений к мотивам, которыми руководствовалась каждая страна.

Расхождения подчеркивались прежде всего тенденцией Хуссейна и Абдуллы натравить одних союзников на других, для того чтобы удерживать обоих от вмешательства, а во-вторых, страхом каждого союзника возбудить подозрения арабов слишком большой согласованностью своих действий. Абдулла же в особенности был готов посеять семена раздора. В октябре, настаивая на присылке войск для спасения Рабуга, он жаловался французам, что «англичане боятся не столько мнения мусульман, сколько того, что за ними придете вы». Взятие Багдада англичанами в марте вызвало новый прилив недоверия, и Абдулла обвинял англичан в нарушении обещаний, данных шерифу. Однако с еще большим подозрением относились арабы к стараниям французов усилить свое политическое и финансовое влияние в Геджасе, проявляя удивительные способности противодействовать их планам.

В конце октября 1916 г. Хуссейн объявил себя «королем арабской нации», чем создал еще один источник беспокойства для французов и англичан, для которых это явилось полнейшей неожиданностью и, конечно, пришлось не по вкусу. Для французов это было явной угрозой их намерениям в Сирии. Для англичан же это оказалось неприятным не только с точки зрения их конечной политики, но также и потому, что наносило обиду другим великим арабским вождям, в особенности Ибн-Сауду, и могло заставить их выступить как против Хуссейна, так и против англичан. Верховный комиссар Египта тотчас же отправил Хуссейну телеграмму с выражением своего неодобрения. Вслед за ним согласованно сделали представления в подобном же роде французское и английское правительства, высказав готовность признать его лишь королем Геджаса и «вождем восстания арабов против турок».

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-историческая библиотека

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное