Головная боль понемногу отступала. Вместе с тем у Карнажа появилось ощущение, что его провели как мальчишку, и, вместо ответов, возникло ещё больше вопросов. Но ничего другого не оставалось, кроме как ждать, пока время предоставит доказательства того, что «ловец удачи» действительно не зря сегодня рисковал. Наверняка Хронос запрятал свое предсказание в подсознание, ведь делал его напрямую, а не шифровал в катренах[21]
, как известный прорицатель Морвириари. Следовательно, полукровке стоило ожидать в будущем нечто вроде того, что чародеи называлиОставив дальнейшие размышления, так как чем больше Карнаж думал, тем быстрее возвращалась утихшая головная боль, он уселся на валун и принялся критически осматривать обеспечивший восхождение по отвесной стене инвентарь, заодно вспомнив, что совсем позабыл снять шипы с мысков сапог. Когда полукровка заканчивал, вталкивая «когти» обратно в торбу, из леса выехал всадник. Доспехи, перья, плащ, копье и верный гнедой конь, — все как положено, настоящий рыцарь! Осадив скакуна, воин выдержал паузу и обратился к полукровке, поднимая вверх руку в превосходной работы феларской латной перчатке.
— Доброй ночи и яркой луны, — гулко произнес рыцарь из-под забрала.
— И вам того же, сударь, — неохотно ответил Феникс.
— Не ты ли тот эльф, что должен указать мне путь к замку, где зло спрятало от меня мою возлюбленную?! За ней я готов был пойти хоть на край света!!!
— Какой еще замок? — изумился Карнаж, пропустив мимо ушей то, что его ран’дьянскую половину обозвали эльфом.
— Так вот же он! — нетерпеливо воскликнул всадник, указав за спину полукровке. — За мостом! Я вижу, как над его шпилями парят зловещие крылатые создания.
Феникс обернулся и плюнул с досады. За мостом действительно красовался мрачный замок, над которым между башен парили тенями крылатые создания. Наверняка те самые не убиваемые горгульи. «Ловец удачи», все же, решил проявить хоть каплю уважения к тому, кто не только словом, но и делом готов был доказать, что он настоящий рыцарь. Не каждый день встречаешь того, кто ради какой-то юбки действительно готов потащиться на край света, судя по севернофеларскому гербу на стяге. Поэтому полукровка решил напрячь свои познания в древнем сильванийском наречии, на котором к нему обратились, словно эльфы не идут в ногу со временем или скверно понимают феларский — основной язык торговцев Материка.
— Разумеется! Так вот же он, доблестный рыцарь, за мостом! — расшаркался перед всадником Карнаж, картинно склонив голову и указывая рукой в сторону ворот, с досадой отметив для себя, что умудрился исковеркать нехитрую фразу сразу двумя акцентами, в довесок к нескольким грамматическим ошибкам.
— Благодарю тебя, друг мой! Скоро эти твари познают силу моего праведного гнева! — воскликнул рыцарь, чье забрало аж клацнуло от праведного гнева.
Верный конь понес своего седока навстречу подвигу, а Феникс, проводив вояку сочувственным взглядом, направился к городу, попутно раздумывая о том, составил ли доблестный воитель завещание или нет? Ведь можно было, в случае чего, заявиться к его родне и, представившись тем самым «эльфом, что указал путь к логову зла», потребовать пожертвований лесным собратьям за оказанную помощь. Если эти графы, герцоги и маркизы готовы в век шпаги и
Ночь выдалась прохладной, какой она всегда была в Лангвальде, даже в самые жаркие дни лета. Этот цепкий хлад приходил с моря. Откуда он там брался никто не смог бы внятно ответить. Слишком много непонятного и, порой, абсурдного творилось на Материке, что становилось со временем в порядке вещей для обитателей. Не мог же простой человек вечно чему-то удивляться? «Почему?» — это вопрос часто оставалось без ответа, когда речь заходила о том, что окружает мир. Кому-какое, в конце концов, дело до того, что твориться там, когда в центре проблемы куда более реальные?
Феникс зашагал по темной тропинке, свернув в сторону от города. Он должен был. Всякий раз, когда судьба заносила его на своем горбу в окрестности Лангвальда, он посещал одно место на отшибе, почти у самых гор. Когда-то давно там навсегда остался тот пепел, который, временами, тихо стучал в молодое сердце полукровки из маленького мешочка на груди, робко напоминая о себе.