Ловчий

— В Хельгину падь? Етить… Сейчас… — Данко опять сорвался с места и побежал к себе в дом. — Сейчас, сейчас…

Вернулся он всего через несколько минут. В руках держал длинный лук, туго набитый стрелами колчан и большой мешок.

— Значитца… — Данко перевел дух и решительно заявил. — Значитца, я с вами. Не сомлевайтесь, пригожусь. С измальства здесь охочусь, все тропинки знаю. Проведу прямо в падь. Ни один корявый не спохватится. Ежели они Лидку и Настусю сразу не прибили, значитца… значитца, ослобонить можно. А нет, так и жизни мне нет. Мое слово верное…

ГЛАВА 16

Серединные земли. Стоозерье. Седая пуща.

22 хлебороста 2002 года от восхождения Старших Сестёр. Раннее утро.

— Женился-то я поздно… — Данко смущённо улыбнулся. — Думал уже свой век бобылем доживать, а тут Настуська… Я её на ярмарке в Луковицах как увидел, так и обомлел… Седмицу не решался подойти. Ну куда… Она такая… — охотник запнулся. — Аж светится, а я…

Заночевали мы в старой заброшенной медвежьей норе в полутора верстах от Броневац. Костра разжигать не стали, наскоро перекусили и легли спать. Рада задремала сразу, а я заснуть не смог, так и просидел до утра с охотником, вызвавшемся караулить всю ночь.

К слову, он действительно знал все здешние окрестности как свои пять пальцев, но при этом оказался чрезмерно болтливым. Но, к счастью, оказался довольно приятным парнем и раздражения не вызывал.

— Жили душа в душу, а как Лидка у нас появилась… э-эх… — охотник тяжело вздохнул и на несколько секунд замолчал. — Не будет, милсдарь Горан, мне жизни без них, не будет. Но ничего… ежели Старшие властительницы смилуются, обойдётся. Да вы не беспокойтесь, милсдарь, здесь безопасно, не заходят в эти места корявые. А вот верстой к северу, тама уже их земли, тама надо ушко востро…

— А как вы раньше жили с яссами?

— С корявыми-то? — переспросил Данко. — Дык… нормально жили. Правда они к себе никого не пущали, но и сами к нам не заходили. Ежели кто по дурости забредёт к ним, по первой, значитца, не трогали. Но то наших. Чужих сразу… того… Мы торговали с ними даже. Ну как торговали… корявые сюда носу не казали, оставляли товар у Душного яра, шкурки там, ягоду отборную, живов корень, смолу пепельнѝцы, а мы им иглы, топоры, наконечники для стрел, сукно и прочее. На обмен, значитца. Сам не знаю, что на них нашло…

— А чего их корявыми прозвали?

— Ну, дык… — охотник пожал плечами. — Вроде как человеки, а вроде и нет. Низенькие, широкие, ноги кривые, морды плоские, а руки как у лешака — длиннющие. Как таких назовешь? Корявые и есть.

— Видел их?

— А как же… — Данко усмехнулся. — По молодости все их земли облазил. Зачем — ей-ей, не знаю. Из дурной лихости. Ведь сам голову в пасть совал. Но ежели с умом, то пройти можно. Я вон до самого замка доходил и даже внутрь совался. Капище их видел. Раньше-то Хельгину падь Чудовой называли. А как боярыня помре, так и переименовали. Муж евоной, боярин Горд, значитца, любил её страсть и ещё при жизни жонкину статую заказал, в саду досель стоит. Корявые там своё капище устроили. Почитают боярыню, значитца, как свою покровительницу. Говаривают, добрая баба была, всех привечала, лечила. Но то давненько уже случалось, ещё при моем прапрадеде. А вы того, милсдарь Горан, зачем… тудой, значитца?

— Лихие люди украли моих… — я задумался, подбирая слова, — моих деток. А потом сами вместе с ними к корявым угодили.

— Эвона как… — охотник сочувственно покачал головой. — Лихим-то и поделом, а вот детки… Но вы не переживайте, милсдарь. Успеем мы. Корявые режут полон на капище своём на Волошкины святки, а до них ещё два полных дня. Я проведу к замку, ей-ей, проведу. А уж дальше… это как Старшие решат…

— Как решат, — машинально повторил я. Что делать после того, как мы доберёмся до Пади, даже не представлял. Буду решать по ситуации. По ситуации… Вот всегда у меня так. Лезу наобум хрен знает куда, а потом… Правда, всегда пока выпутывался. Хочется надеяться, что и сейчас получится.

Данко подполз на коленях к выходу из норы.

— Скоро рассветёт, милсдарь Горан. Будили бы вы милсдарыню. Собираться в путь надо… — охотник дождался когда проснётся Рада, тактично помолчал минуту, а потом серьёзным уверенным голосом продолжил: — Значитца так. Корявые живут ночью, днём на белый свет носа не кажут. Да и видят скверно. Но сие не значит, что можно дорогой плясать и голосить. Напрямки к Пади, по старой дороге, всего вёрст десять, а в обход, как мы пойдём, вдвое поболе будет. У замка будем уже в сумерках. Там и схоронимся до утра, я место знаю надёжное. Но наперво будем путь держать к Дедову камню, подношение принесем ему, значитца. Лесовик страсть не любит корявых и буркалы им замылит, ежели с подношением угодим.

— У меня есть амулеты незначимости, — Рада нырнула рукой в сумку и показала пару маленьких серых камешков в костяной оправе на кожаных шнурках. — Против нечисти действуют, проверяла. Против людей хуже, но тоже работают.