Ловчий

Но вот, после очередного поворота, взору предстала цветущая долина. Шоссе вывело к полноводной реке, вдоль которой раскинулся уютный зеленый город. Сыр-Дарья. Ходжент — ровесник Рима…

Мы долго ехали по широким улицам, обрамленным высоченными деревьями. Город был в основном одноэтажный, кварталы походили друг на друга, как братья-близнецы. Нет, здесь, конечно, не стреляют.

Наконец водитель свернул в тихий тенистый переулок с высокими — за два метра — глинистыми дувалами, за которыми угадывались просторные особняки. Похоже, здесь обитал состоятельный люд.

В дувалы были вмонтированы двустворчатые металлические ворота. А вот и нужный номер.

Наш молчаливый водитель повернулся ко мне и постучал полусогнутым пальцем по циферблату. Что ж, он уложился в два часа и заслужил обещанную плату.

Я потянул за рукав разомлевшую Ирину:

— Ваше величество! Извольте проснуться. Приехали.

Она сладко потянулась — «уже?» — и выбралась наружу.

Автомобиль умчался на поиски новых пассажиров, а я высмотрел рядом с воротами кнопку звонка и утопил ее.

Буквально тут же с той стороны послышались быстрые шаги.

Врезанная в ворота калитка распахнулась.

В проеме стоял плечистый, несколько грузноватый мужчина лет пятидесяти, в белой рубахе и синих шароварах. У него было широкое смуглое лицо, черные до жгучести брови и внимательные карие глаза, разделенные крючковатым тонким носом, похожим на миниатюрный ятаган. На бритой голове сидела тюбетейка.

— Здравствуйте! — сказал я. — Мы ищем Дадо-ака. Должны передать ему привет от Ярослава Гавриловича.

Он кивнул, перевел взгляд на Ирину, затем отступил в глубь двора и, прижав правую руку к груди, склонил голову.

— Ваалейкум ассалом! Здравствуйте, дорогие гости! Проходите в дом, отдохните с дороги. Как самочувствие? Как добрались? Все ли хорошо? Очень жаль, что вы не сообщили номер рейса. Счел бы за счастье встретить вас. Друзья Ярослава — желанные гости в моем доме. Извините, я хотел сказать, что теперь это ваш дом…

По-русски он говорил уверенно, почти без акцента, лишь заглатывая мягкий знак.

— Спасибо за добрые слова, — в той же манере ответил я. — Все ли у вас благополучно? Все ли здоровы?

Восточные церемонии… Весьма, кстати, симпатичные. В нашей средней полосе нечасто услышишь нечто подобное. Я понимал, что Дадо отдает дань вековой традиции, и вместе с тем чувствовал, что ему доставляет искреннее удовольствие оказать нам любезность. Друзья либо близкие бывшего сообщника, тем более исчезнувшего с горизонта на долгих двенадцать лет, вряд ли вызвали бы такой энтузиазм. Нет, Путинцев для него — не просто бывший сообщник. А может, и вовсе не сообщник. Тут что-то другое, человечное… Что же их связывает?

Между тем хозяин повел нас за собой по увлажненной бетонированной дорожке.

— Сказки Шехерезады… — восторженно прошептала мне на ушко Ирина.

Двор утопал в зелени и цветах. Дувал, оштукатуренный с улицы, внутри служил опорой для виноградника. Лозы, поднявшиеся по натянутой проволоке, были усыпаны янтарными, бордовыми и черными гроздьями. Большой дом, выстроенный буквой «П» — с относительно короткими ножками и более длинной перекладиной, — стоял в глубине двора, как бы замыкая на себя участок. Внутреннее пространство было разбито узкими кирпичными дорожками на небольшие квадраты и треугольники, в каждом из которых росло несколько деревьев определенного вида: гранаты, персики, айва, инжир, хурма… Центральную дорожку окаймляли пышные кусты роз. А посреди этого благоуханного сада высился помост с затейливым навесом, поддерживаемым резными разукрашенными столбиками. Наверх вела не менее затейливая лесенка.

Дадо сделал широкий жест, указывая в сторону помоста:

— Вы устали с дороги. Прошу вас подняться на айван и немного отдохнуть.

Почему бы и нет?

Айван в несколько слоев устилали толстые ватные одеяла, по которым были раскиданы маленькие тугие подушки. В центре красовался расписанный восточным орнаментом столик высотой в ладонь.

Разувшись на верхней ступеньке, мы с Ириной не без комфорта вытянулись на одеялах.

Тем временем Дадо что-то гортанно выкрикнул.

Тотчас в дальней части дома началось движение.

Из дверей высыпала целая стайка девчушек в возрасте от семи до двенадцати лет — все в ярких платьицах из хан-атласа, с длинными черными волосами, заплетенными в множество тоненьких косичек.

Трое из них направились в нашу сторону. Первая поставила перед нами желтый металлический таз, разрисованный гвоздиками. Вторая принесла кумган — узкогорлый медный кувшин с крышкой и носиком, а третья, встав в сторонке, держала на вытянутых руках чистые полотенца.

— Можете ополоснуть руки с дороги, — дипломатично предложил Дадо, опускаясь на скрещенные ноги. — Зебиниссо!

Девочка с кувшином выступила вперед и, наклонив его, полила воду в таз.

Ирина подставила под струйку ладони.

— Какая красивая девочка! Это ваша внучка?

Вопрос был явно некорректен.

По широкому лицу хозяина пробежало чуть заметное облачко. Я уже заметил, что, несмотря на искреннюю сердечность, Дадо ни разу не улыбнулся.