— И впрямь немного отдает голубизной, — Лиса крутит в руках рожок и улыбается. — Вам и впрямь можно доверять покупки, мистер Ким.
Со мной она совсем другая, не такая как с остальными: улыбчивее, ранимее, мягче. Ее по-прежнему побаиваются слабаки, и скажи я им, что она самая нежная на свете женщина, они конечно бы не поверили. Но она именно такая. Нежная, упрямая, сексуальная, строгая, добрая, ироничная. В ней так много разных граней, что и жизни не хватит, чтобы перетрогать их все. Я знаю, что она боится, что прошлое по нам ударит, и что наступит день, когда я за него упрекну. Я бы солгал, если сказал, что внутри ничего не щемит, когда я слышу ее имя, и что мне было легко те долгие месяцы, когда Юна считала отцом другого. Но она, моя дочь и наши будущие дети стоят того, чтобы позволить себе жить, не терзаясь прошлым. Я верю, что тогда, двадцать лет назад, Лиса мне подарила судьба. Если бы все было не так, за эти годы в одиночестве я нашел в себе силы выдернуть ее корни. Я пытался ее ненавидеть, пытался простить, убеждал себя, что переступил и забыл о ней, но ничего не менялось: каждый мой поступок, каждый заработанный цент, все это так или иначе было для нее одной. Поэтому я дал себе слово, что никогда ее не упрекну. По большому счету, прошлое теряет важность, когда на горизонте сверкает лучами целая жизнь.
— Толкается? — я прикладываю ладонь к теплому тугому животу Лисы и жду. До первого крика есть еще много приятных моментов, и я стараюсь их не упустить.
— Я тоже потрогаю! — отбросив самокат, Юна осторожно кладет руку рядом. Ее пальцы, перепачканные мороженым, задевают мои, и я невольно смотрю на Лису. Голубой цвет вряд ли спрячет клубнику.
Она улыбается, но я замечаю знакомый хрустальных отблеск на ее радужке, а потому поднимаю брови.
— Ты знаешь, что я не тряпка, Тэхён, — тихо отвечает Лиса и накрывает наши ладони своей. — Это просто гормоны.
Ни единого шанса. Я бы мог ждать ее всю свою жизнь.
Конец.