LoveStar

– Я вижу, что ваша правая рука оказалась бы в точке с координатами 64° 05.536' с. ш., 21° 55.321' з. д., и в этот же момент в этой же точке находилось бы левое переднее колесо движущегося автобуса. Через сорок сотых секунды ваша голова попала бы под его левое заднее колесо. Далее я вижу, что еще через четыре секунды некий фрагмент вас – вероятно, кишки – наматывается на переднее колесо автомобиля «Пежо-205GR». Вам требуется художественное или визуальное представление данных или устного рассказа достаточно?

– Достаточно. Я доволен. Я рад.

– Вы еще печалитесь о своем выборе?

– Нет, я ни о чем не печалюсь.

– Замечательно. С вас 1300 крон.

Смысл «Печальки» был в том, чтобы приблизить мир к счастью. Человек несчастен, когда жалеет о прошлом и боится будущего. Чем больше становилось вариантов выбора, тем сложнее было жить. Люди жили в одном мире, но рядом с ним существовал миллион других, несбывшихся. Человек видел бесчисленное множество жизненных путей, на которые мог бы свернуть когда-то в прошлом.

Каждая неиспользованная возможность ложилась бременем на настоящее. Но и этим дело не кончалось: в будущем ждали миллионы новых вариантов выбора, а за каждым из них – миллионы следующих. В конце концов, когда кто-то делал выбор в пользу одного варианта, случалось нечто удивительное: все остальные превращались в печальные сожаления. Так люди и жили, вечно втиснутые в настоящее, придавленные тяжестью будущего, волоча за собой ношу прошлого, – и выхода из этого не было. Количество возможностей нарастало, и печаль сожаления росла и росла вместе с ним, пока люди наконец не увязали в своей колее или не запутывались в невидимых тенетах. И тогда на помощь приходила «Печалька» и зачищала прошлое. «Печалька» утверждала, что каждое решение в жизни каждого человека оказывалось единственно верным. Малейший шаг в сторону грозил смертельным исходом или даже гибелью всего мира. Каждый жил в постоянной смертельной опасности и лишь чудом избегал ее, принимая единственно верные решения. Этому стоило радоваться, ведь все по-прежнему были живы – несмотря ни на что.

Пять лет спустя Индриди оставался таким же очень хорошим мальчиком и был рад, что никогда не бунтовал и не творил никаких безрассудств. Чтобы это понять, не нужно было звонить в «Печальку»: поступай он иначе, он не познакомился бы с Сигрид. На следующий день после окончания школы он вышел вечером развлечься и встретил Сигрид на спортплощадке возле Старой гимназии. Они только что устроились поработать на лето в одно и то же место – в агрохозяйство энергетического отдела компании LoveDeath, – но у Индриди еще не появлялось случая с ней заговорить. Он только смотрел, как эта симпатичная девушка выпалывает сорняки на том берегу реки Эдлидау Тогда на ней были белая майка и оранжевые непромокаемые штаны, а волосы были заплетены в две косички. А теперь она стояла с подругой на крыльце старого здания гимназии. Она улыбнулась, они с Индриди встретились взглядами и с тех пор уже не расставались. Сигрид была красивая, добрая и веселая, и такой она осталась и сейчас, спустя пять лет. И хотя их отношения летели псу под хвост, Индриди все так же был без памяти влюблен в нее – но теперь уже не понимал, взаимна ли эта любовь. В голове у него звучала «Майская звезда». Он поднялся по лестнице тяжкими шагами, внутри у него все сжималось; он открыл дверь на третьем этаже и позвал:

– Сигрид, дорогая, ты дома?

Он закрыл глаза, борясь со слезами, и страстно пожелал, чтобы все снова стало как раньше. Когда любовь была алой, словно клубника, а жизнь – золотой и сладкой, словно мед.

– Сигрид, ты дома?

Лимонное солнце

Лавстар сидел один в своем самолете, бесшумно несясь над Атлантикой. Прибытие ожидалось через три часа пятьдесят минут, посадка возле штаб-квартиры LoveStar на севере долины Экснадаль. Он не решался пошевелиться: на его ладони лежало крошечное семечко. Час назад оно было зеленым и в нем пульсировала жизнь, но теперь пульс как будто затих. Лавстару показалось, что семечко посерело, но это могло быть из-за освещения в самолете.

У Лавстара внутри все сжалось. Все, к чему он прикасался, непременно превращалось в золото, но это семечко, похоже, собиралось только потускнеть. Лавстар изменил мир больше, чем кто бы то ни было до него; так и теперь у него на ладони лежало одно-единственное семечко, в котором скрывалось нечто непонятное, – но это нечто было наверняка сильнее атомной бомбы.

Он сидел в самолете с семечком на ладони. Все прошло по плану, но что делать дальше, он не знал. Обычно у него хватало идей на ближайшие 20 лет, но сейчас он был опустошен, причем настолько давно, что у него развился стойкий иммунитет к дурацким идеям.