«Я первый в ряду, и я же последний, — подумал он, и у него пошли мурашки. — Я тот, кто есть, и был, и будет». Он прищурился, пытаясь разглядеть, где кончается ряд зеркал, но, насколько хватало глаз, ему было видно только, как в глубине кто-то стоит и глядит на него. Он побежал в спальню и нащупал под кроватью полевой бинокль, вернулся, поднес к глазам и увидел, что оттуда на него кто-то смотрит! Он взвизгнул, бросил бинокль в угол и снова стал смотреть на тысячеликие ряды себя самого. В спину дохнуло холодом. Он развернулся к зеркалу за спиной и закричал в его глубину:
— Эй! Кто здесь? Кто ты такой? Чего от меня хочешь? Почему это я должен был тебя найти? Почему только мне удалось познать твои пути?
Ответа не было, молитва не была услышана. И каждый день приходили новые сообщения:
— Кольцо сужается!
«Кольцо — это петля», — думал про себя Лавстар.
Начальник поисковиков позвонил среди ночи. На линии шумело, звук был глухой. Как будто это не разговор, а фотокопия с фотокопии фотокопии.
— Похоже, мы нашли это место!
— И куда все ведет? — шепотом спросил Лавстар.
— Уж не знаю, поверите или нет, но сюда, в бургерную в Техасе, стол номер 4!!!
Молчание на линии, затем безудержный смех поисковика. Он уже и сам наполовину сходил с ума.
— Вы пьяны?
— Просто празднуем. Мы уже исключили Антарктику, Северную и Южную Америку, Тихий океан, Северную Атлантику, Скандинавию, Восточную Европу, Гималаи и большую часть Азии. Мы сжимаем кольцо. Будьте готовы, все может решиться в любую минуту.
Поиск был петлей, сжимавшейся на шее Лавстара. Каждый раз, когда его оповещали о результатах, его прошибал холодный пот. Он бежал в туалет, и там его рвало желчью. Аппетита у него не было. Спасал только мед, и он просил приносить ему солнца на белой тарелке. Медленно пережевывал мед и смотрел в зеркало на себя спящего, но сам никогда не засыпал.
Среди ночи в кабинете появился его биограф.
Лавстар оглядел его с презрением.
— А вы тут что делаете?
— Ваша секретарша выписала мне этот час.
— Среди ночи? Не спросив меня?
— Она сказала, что хочет принимать самостоятельные решения.
Биограф что-то держал за спиной. Лавстар побледнел и забился от него в угол.
— Что это у вас?
— Я говорил с вашей дочерью, — сказал биограф холодно.
У Лавстара побежали по телу мурашки.
— Что ты с ней сделал, сволочь?
Биограф посмотрел на Лавстара с жалостью.
— Я побеседовал с ней, не дожидаясь, пока вы меня уволите. Я подумал, что вы захотите оставить запись у себя. — Он положил на стол маленькую коробочку и вышел.
Лавстар открыл крышку, и у него в голове раздался знакомый женский голос, говоривший с сильным акцентом после многих лет за границей: «…я думаю, что мои братья его ненавидели, они винили его за то, что случилось с мамой. Я ее не помню, знаю только, что она была красивая, особенно в юности, но мне было всего несколько месяцев, когда мама умерла, я росла в основном у бабушки с дедушкой. Они никогда не говорили с ним и почти никогда — о нем. Я виделась с ним довольно редко. На самом деле я не знаю, как это было, когда она была жива. Я уверена, что он по-своему любил маму, это было видно по тому, как он говорил со мной о ней, хотя на людях он ее никогда не упоминал. Она болела, и, мне кажется, нечестно винить его в ее смерти, ведь ему наверняка не хватало чуткости, чтобы ей помочь. Я не знаю, делал ли он что-то всерьез, чтобы увидеться со мной; бабушка и дедушка говорили, что нет, а я все равно приезжала к нему на север раз в год. Он жил прямо в кабинете, это было довольно странно. Вечером он укладывал меня спать и иногда рассказывал сказки; не знаю, откуда он их брал — наверно, придумывал сам. Одну из них я точно слышала тысячу раз, не меньше, и когда мне было шесть, я тайком ее записала. И все это время хранила. Могу дать вам копию, если хотите».
Раздался шорох, потом начало заставки из «Города Кардамона»[22]
, на середине ее снова прервал шорох, потом немного тишины и, еще более глухо, обрывки далекой беседы. Лавстар сразу узнал голос дочери, какой он был 23 года назад, чистый детский голос:«Ты знаешь какую-нибудь сказку?»
А потом его собственный голос:
«Жил-был царь по имени Медиас. Он регулярно ездил по своему царству с проверками, в полном облачении, с собакой и на лошади, но куда бы он ни приехал, нигде его никто не узнавал. Медиас приезжал к мяснику, пекарю, купцу — но всегда ему приходилось вставать в очередь вместе с простым народом, и никто никогда ему не кланялся. И каждый раз его ждали большие препятствия на пути обратно во дворец, потому что стражники останавливали его и требовали пропуск. И вот однажды Медиас сидел в печали во дворце, и тут к нему пришел какой-то карлик.
— Что тебя печалит, человече? — спросил карлик.
— Меня никто не узнает, — ответил Медиас.
— Я могу выполнить одно твое желание, — сказал карлик.