Ловец мелкого жемчуга

– Ну, Гора, блин горелый, ты и пропал! – повторил Речников, когда Георгий наконец вошел в комнату и уселся за уже накрытый к его приходу стол. – Ир, ты хлеб забыла принести! – крикнул Валера, обернувшись к кухонной двери. – Главное, телефона же твоего никто не знает, вот ведь что. И Казенав твой тоже как в воду канул. А я, понимаешь, горю синим пламенем, и тут ты звонишь, ну просто как по заказу. Короче, давай выпьем по сто грамм, потом расскажу. А то ты больно мрачный. Нет, ей-богу, Гора, совсем какой-то ты смурной, даже башка вроде потемнела, не такая рыжая стала!

Валерин рассказ был недолгим, хотя в него уместилось ни много ни мало, а два года, полные бешеной, на износ, работы. Правда, Речников считал, что дело не в его работоспособности, а просто ему фантастически повезло; да, может, так оно отчасти и было.

Он пристроился в документальную редакцию на совсем новом частном телеканале и сумел снять несколько фильмов про «всякие экстремальные дела» – про афганских наркокурьеров, про таежных сектантов и про московских диггеров. Правда, подвинуться и дать постоянное место, желательно с квартирой, талантливому молодому режиссеру на телеканале никто не желал, но Валера не терял надежды.

– И тут, понимаешь, – все-таки есть бог на небе! – подворачиваются эти англичане, – весело рассказывал он, опрокидывая вторую стопочку. – И такое мне предлагают, что я за задницу себя щипаю: не сплю ли? Камеру дают «Дивикам». – Он начал загибать пальцы. – А это ж не «Бетакам» даже, нам такие только снятся! Денег дают немеряно – по-нашим, конечно, меркам. А главное, не стрингером посылают – мол, ты под пули лезь, а лавры дядя соберет, – а нормальный предлагают контракт: мое имя, моя слава, все путем. За ними только права на прокат, так это же я пожалуйста, мне какая разница, они будут мой фильм крутить или наши живоглоты? Короче, подписываю я контракт, получаю все, что положено, через три дня в Чечню лететь – и тут выясняю, что оператор мой в запое. Неделю уже как земля. Прикинь?

– Так, может, он выйдет еще, – улыбнулся Георгий. – За оставшиеся три дня-то.

– Может, и выйдет, – кивнул Валера. – А может, и не выйдет. И на хрена он мне там такой нужен, про это ты не подумал? Хороши игрушки! «Дивикам» этот знаешь сколько стоит? Да и своя голова, хоть и бесплатная, а все же дорогая, неохота ее потерять по пьянке, к тому же по чужой. В общем, контракт я с ним расторг и сижу у разбитого корыта. А тут ты звонишь!

– Валера, – вздохнул Георгий, – да с чего ты взял, что у меня получится? Я два года вообще камеру в руках не держал, да еще «Дивикам».

– Не сложнее «Арифлекса», – махнул рукой Валера. – Помнишь итальянцев наших? Я же видел, как у тебя руки прилажены, чего ты прибедняешься? Да и вообще, – улыбнулся он, – с тобой, Гора, хорошо работать. Что-то вокруг тебя такое создается… Энергетическое поле. Да и вид у тебя внушительный, – засмеялся он. – Двинешь в лоб чечену, если что, небось не обрадуется. Ну, это я шучу, мы же туда не воевать едем. Хотя, конечно, и не на курорт, так что смотри, если боишься…

– Ничего я не боюсь, – усмехнулся Георгий. – Просто неожиданно как-то.

– А ты к неожиданностям, по-моему, отлично приспособлен, – подала голос Ирина.

За то время, что Георгий ее не видел, она стала еще красивее, только теперь у нее была внешность не вешалки-фотомодели, а пышной русской красавицы. Наверное, дали плоды Валерины представления о женской красоте.

– Ясное дело! – подхватил Речников. – Я же помню, как ты Ирке свое место уступил в ноль секунд, а сам в какой-то сарай ушел жить.

– Не в сарай, – улыбнулся Георгий, – а в нормальный дом. С черемуховыми дровами.

– Короче, соглашайся, Гора, – серьезно сказал Речников. – То есть ты подумай, конечно, но только до завтра. До сегодня то есть.

– Да что там думать? – пожал плечами Георгий. – Спасибо, Валера. Я поеду.

И вот он шел на встречу с хозяйкой квартиры, которую собирался купить сегодня же. Это была та самая квартира, о которой написал ему Федька. Даже в писательском доме, даже в хорошем районе она была Георгию совершенно не нужна, дело было не в достоинствах этого жилья.

Он не был суеверен, но при мысли о том, что вот улетит он в Чечню, а здесь, в Москве, у него останется та квартира с размашистой надписью на зеркале, – при этой мысли ему становилось так тошно, как будто это была не квартира, а разверстая могила.