Ловец снов

Что удивительно, он до сих пор любил походную жизнь, и в каком-то отношении даже больше, чем раньше. Долгие ночные беседы: книги, политика, все, что пришлось перетерпеть в детстве, планы на будущее. Им еще не было сорока: вполне можно строить планы, много планов, а старая дружба по-прежнему не ржавела.

Да и дни были неплохи: долгие часы на настиле, когда он оставался один. Он приносил спальный мешок и залезал туда до пояса, когда замерзал, с книжкой и плейером. Правда, после первого же раза он перестал брать плейер, обнаружив, что музыка леса нравится ему куда больше: нежное пение ветра в соснах, шорох ветвей, вороний грай. Немного почитать, выпить кофе, снова немного почитать, иногда вылезти из мешка, красного, как стоп-сигнал, и помочиться прямо с края настила. Он был человеком, обремененным большой семьей и широким кругом коллег. Человеком общительным, можно сказать, стадным, наслаждавшимся всеми видами и вариантами отношений, от семейных до приятельских (не забыть о студентах, бесконечном потоке студентов), и чувствующим себя в этой сложной иерархии как рыба в воде.

Но только здесь, наверху, он понял, что притяжение молчания все еще существует. Все еще влечет. И чувствовал себя так, словно после долгой разлуки повстречался со старым другом.

– Тебе в самом деле хочется там торчать? – спросил Генри вчера утром. – Если хочешь, пойдем со мной. Постараемся не перетрудить твою ногу.

– Оставь его в покое, – вмешался Пит. – Ему там нравится. Верно, Джоунс-бой?

– Что-то вроде, – сказал он, не желая говорить ничего более – например, насколько ему действительно это нравится. Некоторыми вещами просто не хочется делиться даже с ближайшими друзьями. Впрочем, иногда ближайшие друзья и без слов все понимают.

– Вот что я скажу… – Бив поднял карандаш и принялся грызть: знакомая, милая привычка, еще с первого класса. – Здорово, когда возвращаешься и видишь тебя там. Совсем как впередсмотрящий в «вороньем гнезде», на рисунках в гребаных книжках про пиратов. Следи в оба, и тому подобное.

– «Вижу землю», – подхватил Джоунси, и все рассмеялись, но только он понимал, что имел в виду Бив. Он это чувствовал. Следи в оба. Просто размышляй о своем и следи в оба за встречными кораблями, акулами, за всем, что попадется на пути.

Бедро опять разболелось, рюкзак с барахлом оттягивает спину, и он неуклюже и тяжело спускается по деревянным планкам, приколоченным к стволу дерева, но стоит ли обращать внимание. Главное, все в порядке. Времена меняются, но только дурак уверен, что они меняются исключительно к худшему.

Так он считал тогда.

4

Услышав шелест отодвинутой ветки и тихий треск сломанного сучка – верные знаки появления оленя, Джоунси вспомнил, как отец, бывало, говаривал: «Удачи за деньги не купишь: сама приходит». Линдси Джоунс, прирожденный неудачник, иногда высказывался в самую точку, и некоторые изречения до сих пор хранились в памяти. И вот доказательство его правоты: после того как Джоунси твердо решил, что покончил с охотой, сюда ломится добыча, и какая солидная, судя по звукам! Самец, да еще наверняка матерый, может, с человека ростом.

Ему в голову не могло прийти, что это в самом деле может оказаться человек. В этой-то глуши, за пятьдесят миль к северу от Рэнгли? До ближайшего охотничьего лагеря не меньше двух часов ходьбы. Даже единственная мощеная тропа, ведущая в магазин Госслина (НЕ ПИВО – А ДИВО! ЕЩЕ ЗАХОЧЕШЬ – К НАМ СНОВА ЗАСКОЧИШЬ), проходила милях в шестнадцати.

Что ж, подумал он, в конце концов, обета я не давал.

Нет, разумеется, не давал. В следующем ноябре он, вероятнее всего, приедет не с ружьем, а с фотокамерой, но до следующего ноября еще далеко, и ружье вот оно, под рукой.