Ловец снов

Если не считать того, думал Джоунси, что больше всего нам нужен Генри. Пит – что-то вроде приложения. Только Генри знает, что делать. Бивер прав – без Генри, как без рук.

Но Пит и Генри все не ехали. Пока еще для настоящей тревоги слишком рано, возможно, они задержались из-за снегопада, но Джоунси уже начинал беспокоиться, и Биверу, наверное, тоже не по себе. Никто пока не высказал опасений вслух: в конце концов до вечера далеко, и все еще может обойтись, но невысказанная мысль уже витала в воздухе.

Джоунси постарался сосредоточиться на доске и картах, но продолжал поглядывать на дверь спальни. Скорее всего Маккарти уже спит, но, черт возьми, не нравилось ему лицо этого парня!

Джоунси подметил, что и Бив искоса посматривает в ту же сторону.

Джоунси перетасовал древнюю колоду, сдал себе пару карт и отложил криб[15], когда Бив щелчком подвинул к нему еще две. Бивер снял, и начало было разыграно: в ход пошли колышки[16].

«Можешь сколько угодно отмечать ход и все же с треском проиграть, – твердил Ламар, с его вечной сигаретой «Честерфилд», свисавшей с уголка губ, и кепчонкой с гордым логотипом «Кларендон констракшн», неизменно надвинутой на левый глаз, как у человека, который знает тайну, но согласится выдать только за подходящую цену, Ламар Кларендон, порядочный работящий папочка, умерший от инфаркта в сорок восемь, – зато если отмечаешь ход, тебя никогда не объегорят».

Нет игры, думал Джоунси. Нет костяшек, нет игры.

И тут же по ушам ударил тот чертов дрожащий голос, из больничных кошмаров: Пожалуйста, перестаньте, я этого не вынесу, сделайте укол, где Марси?

Господи, ну почему мир так жесток? Почему так много оскалившихся зубьями шестеренок готовы перемолоть твои пальцы, почему так много приводов, передач, колес и еще бог знает чего готовы расщепить каждую твою кость?

– Джоунси?

– Что?

– Ты в порядке?

– Да, а в чем дело?

– Ты весь трясешься.

– Правда? – Что тут спрашивать, он и сам это знал.

– Честное слово.

– Наверное, сквозняк. Не чувствуешь никакого запаха?

– От него?

– Ну не от подмышек же Мэг Райан! От него, разумеется.

– Нет, – сказал Бивер. – Пару раз мне казалось… наверное, воображение разгулялось. Когда кто-то все время пердит… ну, знаешь… и к тому же…

– Да, вонь ужасная.

– Да. И отрыжка тоже. Я думал, он наизнанку вывернется. Честно.

Джоунси кивнул. Я боюсь. Сижу здесь, напуганный до усеру, в метель, и жду. Жду Генри, черт бы все побрал. Вот так, подумал он.

– Джоунси!

– Ну что тебе? Мы собираемся доигрывать партию или нет?!

– Естественно, но… как по-твоему, Генри и Пит доберутся?

– Откуда, черт возьми, мне знать?

– У тебя никакого… предчувствия? Может, видение…

– Я не вижу ничего, кроме твоей физиономии.

Бив вздохнул:

– Но все же, думаешь, с ними все нормально?

– Думаю, все. – Джоунси украдкой глянул сначала на часы – половина двенадцатого, – а затем на закрытую дверь, за которой прятался Маккарти. Посреди комнаты, в потоках восходящего воздуха, медленно поворачивался и колыхался Ловец снов. – Сам видишь, какой снег. Они вот-вот появятся. Ну же, давай играть.

– Давай. Восемь.

– Пятнадцать за два.

– Твою мать! – Бивер сунул в рот зубочистку. – Двадцать пять.

– Тридцать.

– Дальше.

– Один за два.

– Срань господня! – невесело хмыкнул Бивер, поняв, что дела его плохи. – Ты только что в зад мне эти проклятые колышки не втыкаешь каждый раз, когда сдаешь.

– Почему же? И когда сдаешь ты, картина та же самая. Нечего болтать, играй.

– Девять.

– Шестнадцать.

– И одна за последнюю карту, – объявил Бив с таким видом, словно одержал моральную победу. Он встал. – Выйду на крыльцо, отолью.

– Это еще зачем? У нас вполне нормальный сортир, на случай, если ты не знаешь.

– Знаю. Просто хочу проверить, не разучился ли еще писать свое имя на снегу.

– Ты когда-нибудь повзрослеешь? – засмеялся Джоунси.

– Ни за что, если это, конечно, в моей власти. И не шуми, парня разбудишь.