Ловец теней

Всплеснув руками, девушка быстро закружилась в танце, боярин, сначала кое-как поспевавший за ней, со временем вошел в раж, под одобрительные возгласы уже изрядно подвыпивших гостей пошел выкидывать коленца вокруг дамы.

Минуть десять спустя лицо пожилого мужчины уже стало красным, он стал задыхаться, но неизвестная танцовщица так и продолжала кружиться в причудливых па без малейшего признака усталости. Наконец не выдержав, боярин рухнул на пол, прохрипев:

– Прости, государь, не могу больше.

– Ах ты мошенник! – начал было царь, но Брюс остановил царя.

– Государь, боярин старался весьма, и вряд ли кто бы справился на его месте.

Яков Вилимович подошел к продолжавшей кружиться девушке и сказал «Стой». Она замерла мгновенно, не окончив танцевального движения.

– Смотрите же. – Брюс быстрым движением сдернул платье с ее плеча, и люди изумленно ахнули. В ярком свете множества свечей было видно, что рука у странной незнакомки выше локтя состояла из пружин и механических сочленений.

– Сие есть устройство искусное, механический человек, также автоматоном именуемый, – торжественно проговорил Брюс. – Не в силах живого человека справиться с ним, так же как ручная мельница никогда водяную не превзойдет. Ибо механизм неутомим, не нуждается в сне и отдыхе, но лишь в смазке и уходе.

И он повел плясунью к выходу из зала.

Тем временем Петр простил боярина, пожаловав его кубком вина размером с хороший графин, и вернулся к своему излюбленному месту у дверей, откуда было видно и входящих, и танцующих.

Когда Брюс вернулся, государь ухватил его за рукав и стал что-то шептать.

– Яков, мне нужны такие гренадеры, – услышал подошедший поближе Глеб, – не нуждающиеся ни в сне, ни в отдыхе, неутомимые и неуязвимые.

– Государь, – Брюс как будто не замечал горящего взгляда Петра, – механизм сей еще хрупок и несовершенен, на поле брани от него мало толку. Но я постараюсь.

– Постарайся! Обязательно постарайся! И тогда проси чего хочешь, – яростно прошептал царь. – С такими солдатами России никакой враг не страшен!

Тем временем гостей пригласили к новому увеселению. Пруд посреди сада, несмотря на летнюю жару, оказался замерзшим, и по нему можно было кататься на коньках, как зимой, а разговор Петра и Брюса свернул на более прозаические темы.

– Как там артиллерия твоя, Яков, когда ж увижу орудия, способные метать ядро на три версты? – спрашивал царь.

– Сие задача трудная, государь, рутина по артиллерийскому ведомству много времени съедает, и… – Брюс поморщился, как будто съел что-то несвежее, – мешкают много, да и воруют, мне помехи чинят, потому что лениться не даю. Вот чуть под суд не подвели.

Глаза царя сверкнули огнем.

– Я тебе, Яков, верю, но нужно, нужно нам это. Шведы, несмотря на смерть моего заклятого врага Карла, не унялись. Далее хотят воевать!.. А что со школой навигацкой, будущим флота нашего?

Глеб удивился, как разительно и мгновенно изменилось лицо Брюса. Оно как будто просияло, резкие черты разгладились, в глазах показались веселые огоньки.

– Со школой все хорошо, государь. Отроки весьма в морской науке прилежны, и многие ждут не дождутся, когда наконец попадут в свою стихию, на корабли русского флота.

«Неужели этот человек, умница, гений, способный так радоваться успехам в учебе чужих для него ребят, со временем будет заниматься черным колдовством, вызывать демонов?! – подумал Глеб. – Или то создание в подвале вызвано не Брюсом, а кем-то другим?…»

Тем временем беседа продолжалась.

– Не печалься, Яков. – Петр похлопал старого товарища по плечу. – Оперятся эти птенцы и полетят в дальние моря, неся флаг российский. И на восток, искать проход между Новым Светом и Старым, и земли Японские, кои тебе так интересны… Кстати, – царь благодушно откинулся на спинку скамьи, – дозволяю старших гардемаринов, наиболее прилежных в учебе, допускать на ассамблеи. Пусть повеселятся, в свете пооботрутся, знакомства заведут.

– Только вспомни черта… – ахнул Брюс. – Смотри, государь, не иначе кто-то из моих. Да в каком виде! В портах парусиновых, кафтане каком-то куцем. Эй, юноша!

И Глеб с изумлением и страхом понял, что эти слова обращены к нему!

Глебу всегда казалось, что его видения – это слепок, как бы видеосъемка давно прошедших событий, в которые он уже не может вмешаться, но и его самого нельзя увидеть или услышать. А тут… Впрочем, времени на размышления не было. Он стрелой бросился из дверей, увернувшись от неуклюжих лакеев, и помчался по темной улице. Сзади раздавались крики: «Караул!», «Держи!» и оглушительно громкий, заразительный хохот Петра.

– Это видение, это просто видение! – Глеб с силой ущипнул себя за руку. Под ногами мягко пружинила бревенчатая мостовая начала XVIII века. – Со мной такое было уже тысячу раз. Сейчас я очнусь.

Но вокруг по-прежнему было темно. Вдоль улицы тянулись высокие заборы московских усадеб, пахло яблоками и свежей травой.

Неожиданно он налетел на что-то твердое. В голове услужливо всплыла фраза из прочитанной когда-то книги: «Некоторые улицы Москвы перегораживались деревянными решетками для защиты от уличных грабителей».