Ловец удовольствий и мастер оплошностей

– Есть у меня знакомый. Учились вместе в лицее. Живет в Сингапуре, вином торгует. У него есть свое издательство, свои журналы, но, кажется, в Испании, точно не помню. Могу поговорить с ним… В конце концов, я тоже должен буду однажды домой вернуться, – добавил он.

– Ты? Во Францию? Да кто тебе поверит?

– Не ресторан же открывать или гостиницу, черт возьми.

– Издательство? И что ты будешь издавать?

– Да не я, а ты. А себе я нашел бы применение рядом. Подумай.

К этому разговору мы, как ни странно, вернулись позднее, уже по телефону.

* * *

Николай-Николаич, мой вчерашний издатель, никогда не звонил мне сам. Обычно появлялся кто-нибудь из сотрудников, секретарь, помощник. Или приходило сообщение по электронной почте, в котором он фигурировал как N. N., – таким был обычный протокол.

Так и на этот раз. Помощник просил перезвонить N. N., а еще лучше заехать в офис. Это говорило о важности просьбы, измеряемой, как правило, деньгами.

В прошлом чиновник среднего звена, в Министерстве печати он числился как раз в те годы, когда из центральных органов власти посыпались распоряжения, для кого-то шокирующие, а для кого и долгожданные, делить «народную собственность» и уносить с собой кто сколько унесет. Николай-Николаич оказался в нужном месте в нужный момент. Став владельцем двух полиграфических комбинатов, он стал и видной фигурой в книжном мире. Но обстоятельства – это, конечно, еще не всё. Необходим характер, определенный склад души. Ведь не каждый человек готов с разбегу прыгнуть в новую жизнь. Не каждый умеет пойти на риск и уж тем более измерить этот риск как следует, что является наверное главной составляющей таких решений. Поэтому и талантов – в определенном смысле слова – таким людям не занимать. Сегодня N. N. возглавлял большое московское издательство и был довольно богатым человеком.

Я называл его «бывшим» издателем, хотя он и оставался единственным, кто продолжал издавать и распространять мои сочинения у меня на родине. Я просто перестал в него верить. Перестал верить в смысл продвижения книг дедовским способом: редакция, тираж, оптовый посредник, книжный магазин… Цепочка существовала, но не работала. Во всяком случае, не на меня, автора. Статистика отсутствовала. Гонорары – в целом тоже. И всё это тянулось из года в год. Зачем – я и сам не знал.

Николай-Николаич был в своем обычном духе. Невысокий, высоколобый, плоскостопный, с немодными темными усиками и, как всегда, когда сидел на работе, в костюме и при галстуке, – он задумчиво улыбался и как-то ненароком меня разглядывал, пытаясь понять, какого лешего я начинаю с вопросов, интересовавших его меньше всего на свете, ведь не я его, а он меня пригласил по делу.

Так бывало каждый раз. И даже если я заранее отправлял письменную «повестку дня» на его электронный адрес, чтобы не пришлось чесать языком обо всем и ни о чем и чтобы выглядеть хоть немного деловым человеком. Это был единственный в мире человек, который мне никогда и ни в чем не верил. Впрочем, я давно подозревал, что точно так же он относится ко всем без исключения.

Момент был подходящий, чтобы попросить свои деньги, небольшие, но честно заработанные с последнего тиража последней книги, распространение которой по Москве как-то замерло, а то и вовсе прекратилось. Однако уже с порога кабинета, едва пожав его мягкую руку, я понял, что платить ему не хочется. Уже который год, с начала финансового краха, душа у него не лежала к расчетам с авторами. Мне деньги, вам слава – таков был принцип.

Навязывался же принцип разными методами, и все были отработанные. Наиболее распространенный и, видимо, самый действенный, опирался на чужое безволие, на всеобщее нежелание портить отношения. В конце концов, речь шла не о таких высоких гонорарах, которые могли бы сказаться на достатке. Получение гонорара оставалось скорее делом принципа, но уже другого. И уж так сложилось в издательском мире (не стоит путать его с книжным), причем повсеместно, что предложение всегда превышает спрос. Поэтому любой самый бесчестный, самый вороватый и зарвавшийся издатель оказывается всегда честнее, чем жульничающий автор. Жульничество автора всегда сводится к одному и тому же грубому противовесу: либо он грешит плагиатом, либо сам автор – бездарность. И даже непонятно что хуже. Сыграть на этом может кто угодно. Поэтому автор и оказывается в самой невыгодной позиции. Он фактически лишен возможности отстаивать свои права, в том числе и имущественные, пока не стал знаменитостью. Но это в теории. А на деле в недобросовестности можно обвинить любого пишущего человека. Доказательств никто здесь не требует. В результате – заведомое бесправие.