Ловец удовольствий и мастер оплошностей

Я приготовил тушеную баранину в красном вине. Рецепт не очень французский, во Франции такое мясом запекли бы в духовке. Но нормальный французский мясник никогда бы и не впарил покупателю «молодого барашка», как это принято в Подмосковье. Уж либо ягнятину, либо mouton, если угораздит покупать мясо в мусульманской лавке, то есть – обыкновенную баранину.

Для себя я сложных блюд не готовил. Но перед де Лёзом хотелось блеснуть настоящей кухней, гостеприимством. Такого, как он, на мякине не проведешь, он умел готовить. Для маринада я использовал сухое болгарское, а для стола раскупорил бутылку чилийского шираза. Вино оказалось совсем ничего.

Мой гость усилия оценил. Маринованный вариант ягнятины с русской картошкой из Тамбова, в тонких ломтиках на пару, показался ему удачным. Один недостаток – с мяса не сцежен жир. Да и не хватало, на его взгляд, пучка душистого эстрагона.

Понимая конечно, что после обеда ему придется лечь поспать, на «дижестив», нарушая правила, я раскупорил бутылку виски, втридорога купленный на вечер «Талискер». А затем, вместе потоптав снежок вокруг коттеджа и заодно общими усилиями пополнив запас дров, которые я переносил частями из уличной поленницы в гостиную, чтобы досушивать березовые поленья в тепле, мы сидели перед полыхавшей печкой и болтали до самого вечера. И обязательно бы напились, если бы я не поставил рядом с бутылкой полную вазу с кубиками льда…

* * *

Скажи мне кто-нибудь вчера, что я буду общаться в Москве с одними французами, я бы просто не поверил. Но это было именно так. Жан-Поль позвал нас на ужин в среду. Японский ресторанчик на Кутузовском проспекте выглядел респектабельно. Француз-экспат жил с русской девушкой, молоденькой, лет двадцати пяти, довольно привлекательной внешности.

После недельного Ипёкшинского уединения один ее свежий вид казался мне заслуженной наградой. Но признаться себе в этом не хотелось. Я понимал, что должен сузить круг своих интересов до минимума, до главного. Ведь не для того я разгребал снег перед воротами, не для того сидел взаперти в чужом доме и прятался даже от родственников, чтобы вдруг почувствовать в себе интерес к общению, к чужим людям, проще которых, наверное, не бывает.

Жан-Поль называл подругу Наной. В действительности ее звали Наташей. Интимные нотки, вкрадывающиеся в его голос при обращении к девушке, звучали трогательно. Мы с де Лёзом даже переглядывались, ведь на молодежном французском сленге слово nana означает нечто совсем определенное, что-то среднее между «барышня», «герла». Темноволосая, молчаливая, не дура, очень просто одетая – проштопанные джинсики, черная кофточка, – девушка взирала на нас, гостей бойфренда, с некоторой настороженностью. Мы были из другого теста.

Но еще более неожиданным оказалось то, что Жан-Поль созвал нас всех справлять свой день рождения. Неужели больше не с кем? Ему стукнуло сорок два. На день рождения мы заявились с пустыми руками.

Де Лёз, несмотря на свои годы всё еще неутомимый волокита, не переставал чесать языком с Наташей. По-английски он говорил, пожалуй, лучше, чем на родном французском. Россия и русские ему всё больше нравились. Совершенно далекий от русской культуры, от местных нравов, он чувствовал себя в Москве как рыба в воде. Для таких, как он, это была буржуазная страна, где можно побарствовать – явление редкое для вчерашней мировой державы, потому что мир, как поучал всех де Лёз, окончательно «обдемократился». Он говорил не унимаясь, хвалил закуски, пил больше обычного и даже порывался закурить за столом скрученную папироску. И мне пришлось его удержать.

– Нан, ты объясни ему, не понимает ничего человек… У нас тут другими категориями исчисляются вложения, – вмешался Жан-Поль в малопонятные для меня рассуждения Арно о странностях инвестиционной специфики Китая, где жил и процветал кто-то из его знакомых, очередной англосакс. – Вложить сразу и выгрести дивиденды… А уж потом, если есть что выгребать, вкладывать по-настоящему. Рисковать здесь никто не хочет. Другое отношение к деньгам, к стоимости…

– Так это то что нужно, – вставил де Лёз.

– Смотря, в какой позиции ты сам. Если ты вкладчик – да. Если должен работать с таким инвестором – мало хорошего. Палка о двух концах…

Я не ожидал, что они начнут говорить о деньгах, о ссудном проценте, и, стараясь не отставать от них, перегибал, как и они, с виски. Мне еще предстояло вести машину до Ипёкшино, а официант, похожий на девушку-старшеклассницу, удалялся в который раз с пустыми стаканами, чтобы вернуться с новыми дозами.

В глазах молоденькой Наташи я улавливал в свой адрес не меньшее расположение, чем к спорщикам. Она посматривала на меня всё смелее. Смеющимися зелеными глазами она словно спрашивала меня: а вы, неужели вы тоже болтун?

Вскоре официант стал носить на стол еду, не одни amuse-gueules[1], как выражался Жан-Поль, а настоящие блюда. И я прослушал начало очередной темы, подброшенной в разговор, кажется, де Лёзом.