Ловец во ржи

Она на меня не смотрела, но я знал, что она меня услышала, и когда я стал спускаться по ступенькам к зоопарку, я обернулся и увидел, что она переходит улицу и идет за мной, и все такое.

Людей в зоопарке было немного, потому что день выдался как бы паршивый и все такое, но несколько человек стояло возле бассейна с морскими львами. Я думал пройти мимо, но старушка Фиби остановилась и стала делать вид, что смотрит, как кормят морских львов – этот тип кидал им рыбу, – и я вернулся. Я прикинул, это хорошая возможность поравняться с ней и все такое. Я подошел и как бы встал за ней и положил руки ей как бы на плечи, но она присела и выскользнула – она определенно умеет быть недотрогой, когда захочет. Она все стояла там, пока кормили морских львов, а я стоял прямо за ней. Но уже не пытался класть ей руки на плечи, ничего такого, потому что тогда бы она точно дала деру. Дети смешные. С ними надо смотреть в оба.

Когда мы отошли от морских львов, она не хотела идти рядом со мной, но и не слишком отдалялась. Она шла как бы по одной стороне дорожки, а я – по другой. Не полный восторг, но все же лучше, чем когда она шла за милю от меня, как раньше. Мы поднялись на этот холмик и посмотрели на медведей какое-то время, но смотреть особо было не на что. Только один из медведей был снаружи, полярный. А другой, бурый, был в своей, блин, берлоге и не выходил. Только зад торчал. Рядом со мной стоял мелкий в ковбойской шляпе, практически висевшей на ушах, и твердил своему отцу: «Пап, заставь его выйти. Заставь его выйти”. Я взглянул на старушку Фиби, но она не засмеялась. Знаете, когда дети дуются на вас, ни по чем не засмеются.

После медведей мы вышли из зоопарка и перешли эту улочку в парке, а потом прошли через один такой тоннельчик, в которых всегда так пахнет, словно там кто-то отлил. По пути к карусели наметилось улучшение. Старушка Фиби все еще со мной не разговаривала, ничего такого, но стала идти как бы рядом. Я взялся было за хлястик у нее на пальто, просто по приколу, но она вырвалась. Сказала:

– Не трогай меня, будь добр.

Все еще дулась на меня. Но уже не так, как раньше. В общем, мы подходили все ближе к карусели, и стало слышно эту улетную музыку, которая всегда там играет. «О, Мари!» называется. Эту же песню играли лет пятьдесят назад, когда я был мелким. Вот, что в каруселях хорошо – они всегда играют одни и ти же песни.

– Я думала, карусель на зиму закрывают, – сказала старушка Фиби. Она практически впервые что-то такое сказала. Наверно забыла, что должна дуться на меня.

– Может, потому, что скоро Рождество, – сказал я.

На это Фиби ничего не сказала. Наверно вспомнила, что должна дуться на меня.

– Хочешь на ней прокатиться? – сказал я. Я знал, что ей наверно хочется. Когда она была совсем мелкой, мы с Элли и Д. Б. водили ее в парк, она была без ума от карусели. Ее оттуда было не стащить.

– Я слишком большая, – сказала она. Я думал, она мне не ответит, но она ответила.

– Никакая не большая. Давай. Я тебя подожду. Давай, – сказал я. Мы уже были на месте. На карусели каталось несколько мелких, в основном, малышня, я рядом ждали несколько родителей, на скамейках сидели и все такое. Я что сделал, я подошел к окошку, где билеты продают, и купил билетик Фиби. А затем отдал ей. Она стояла совсем рядом. – На, – сказал я. – Погоди-ка… возьми заодно всю свою капусту.

Я стал вынимать всю капусту, что она одолжила мне.

– Подержи у себя. Для меня, – сказала она. И сразу добавила: – Пожалуйста.

Тоску нагоняет, когда тебе говорят «пожалуйста». То есть, если это Фиби или вроде того. Мне стало чертовски тоскливо. Но капусту я убрал назад в карман.

– А ты не будешь кататься? – спросила она меня. И забавно так на меня посмотрела. Видно было, больше на меня не дуется.

– Может, в другой раз. Я на тебя посмотрю, – сказал я. – Билет взяла?

– Да.

– Тогда вперед… Я побуду на этой скамейке, вот тут. Посморю на тебя.

Я пошел и присел на эту скамейку, а она пошла и забралась на карусель. Она обошла ее всю по кругу. То есть, прошлась по всей карусели. А потом села на такую большую, бурую, потертого вида лошадь. Потом карусель закрутилась, и я смотрел, как Фиби кружится и кружится. Там катались еще всего пять-шесть других мелких, а песня на карусели играла «Дым попал в глаза[30].» Очень так джазово и забавно. Все мелкие держались, как могли, за золотое кольцо, и старушка Фиби тоже, а я как бы боялся, что она свалится с этой чертовой лошади, но ничего не говорил ей и не делал. С детьми так: если захотят ухватиться за кольцо, пусть хватаются, а говорить им не надо. Если свалятся, так свалятся, но говорить им что-то не годится.

Когда карусель остановилась, Фиби слезла с лошади и подошла ко мне.

– Теперь ты тоже прокатись разок, – сказала она.

– Нет, я просто на тебя посмотрю. Пожалуй, просто посмотрю, – сказал я. И дал ей еще капусты. – Вот. Купи еще билетов.

Она взяла у меня свою капусту.

– Я на тебя больше не сержусь, – сказала она.

– Я знаю. Поспеши – скоро опять начнется.

Затем вдруг она меня поцеловала. Затем вытянула руку и сказала: