— Я могу сходить и одна, — мне уже было все ясно, и я решила подразнить дочь. — А папа пусть останется с тобой…
— Нет! — закричала она. — Тогда уж ходите вместе!
На следующий день я попыталась выяснить наши отношения.
— Дочь! Чем ты не довольна?
— Мама! — отвечала та. — Ты неправильно себя ведешь по отношению к папе. Мне все девчонки говорят: у тебя такая молодая мама, а папа, наверное, намного старше! А ведь вы ровесники…
— И что же мне делать?
— Не танцевать, не так одеваться, не так краситься…
— А как краситься?
— Лучше вообще никак.
— А почему не танцевать?
— Потому что тебе уже тридцать два года! Хватит уже!
После родительского собрания в новом учебном году Настя спросила:
— Ну, видела других мам?
— Видела. И что?
— Господи! Теперь ты понимаешь, как должна выглядеть нормальная мама? Ты видела Юлину маму?
О, да. Грустное зрелище: молодая еще женщина, по-моему, давно забывшая, что она женщина, с уныло обвисшими волосами, с неухоженной, угреватой кожей, одетая в коричневую мужскую куртку поверх лыжного «олимпийского» костюма.
— Настя! — ужаснулась я. — Ты хочешь, чтобы я была такая же?
— Какая — «такая же»? Нормальная! Ее никто никогда не обзовет Юлиной сестрой. И еще она, между прочим, очень часто печет пироги, а ты их покупаешь в магазине!
— У меня нет на это времени, да и не люблю я торчать у плиты…
— Вот именно! — зловеще произнесла дочь. — Об этом и речь!
И она назидательно подняла пальчик.
— Ты голодная, что ли? — начала заводиться я. — Недоедаешь? Тебя невкусно кормят?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — и она посмотрела на меня так, что я покраснела. До меня дошло. Значит, до сих пор боится. Значит, помнит…
Помнит тот мой давний, короткий роман. Каюсь… Были и телефонные звонки домой каждые полчаса, и цветы, которые Он дарил мне чуть ли не ежедневно и которые я, придя домой, выбрасывала, чтобы муж, не дай бог, не увидел. Но Настя-то видела… Почему я не выбрасывала букеты еще на улице? Потому что ни секунды не предполагала, что дочь тоже может задуматься об их происхождении… Она помнит мою дурацкую, часами не сходящую с лица улыбку и ответы на ее вопросы невпопад. Один раз я зашла за ней в школу вместе с Ним (где была моя голова?) и познакомила их… Он поначалу ей очень понравился (кстати, Он очень славный, даже теперь я так думаю). Зачем я это сделала? Возможно, где-то в «тайных глубинах» души думала о перемене в своей судьбе. И радовалась, как идиотка, их взаимной симпатии. Но когда моя мудрая дочь кое-что поняла, она заявила:
— Этот твой знакомый… Он никуда не годится.
— Как? Почему?
— Дурак какой-то! И некрасивый совсем.
И я (ненормальная!) начала ей доказывать, какой он «хороший дядя», однако добилась противоположного результата: Настя наотрез отказалась видеть, слышать и вообще — знать моего друга.
Тогда я была занята исключительно собой и своими чувствами. Я сходила с ума, хотя мне казалось, что веду себя вполне разумно. По крайней мере, дома. Моей главной задачей было скрыть до поры все происходящее от мужа (что получалось). Но когда все закончилось и даже улеглась первая боль, Настя меня спросила:
— Ты больше не любишь своего друга?
— Кого? Ты с ума сошла? Ты о ком? Как ты смеешь?
Очень много вопросов. Слишком эмоциональные восклицания. Настя грустно смотрела на меня исподлобья и скорбно кивала.
— Понятно, — тихонько сказала она, и больше мы к этому никогда не возвращались…
Но с того момента она начала меня воспитывать. Иногда мне казалось, что передо мной моя мама. В Настином голосе частенько появлялись интонации классной дамы.
— Почему ты и дома ходишь в брючках? У тебя же есть халат, махровый, розовый.
— Я его надеваю вечером, после душа…
— А почему только после душа? Ходи дома как дома!
Смешно, но днем позже я купила байковый халат и, придя домой, примерила это красное в цветочках изделие…
— Как красиво! — восхитилась Настя, с умилением глядя на меня.
— Боже мой, сними эту гадость! — пробормотал муж.
— Вот видишь! — с упреком сказала я дочери.
— Он привыкнет, — успокоила меня Настя. — Тебе очень идет. И вообще, ты же знаешь, что мужчины ничего не понимают в женской одежде.
Недавно я опять сделала попытку поговорить с дочерью. Как говорится, помолясь. На сей раз Настя снизошла до серьезного объяснения своей позиции, деликатно обойдя острую тему.
— Не люблю, когда ты нравишься другим… мужчинам. Ты разве не понимаешь, что это может быть обидно папе?
— Папе приятно, когда я нравлюсь…
— Этого не может быть! Он переживает. Я точно знаю… А вдруг ты опять… влюбишься в кого-нибудь?
— Такое может случиться не только с тем, кто носит короткие юбки. Влюбиться может и та мама, которая печет пироги и ходит дома в халате…
— Но в нее-то никто не влюбится!
— Это не так…
Так, так! — Настя чуть не расплакалась, что вызвало у меня огромную досаду от собственной глупости и бестактности, но дочь взяла себя в руки и мужественно продолжила:
Я много думала об этом. Если ты бросишь папу, наша семья разрушится. — А вот если бы ты… немножко постарела…
Тебе было бы спокойней?
— Да…