Loveушка для мужчин и женщин

Мне было 16 лет, и я считала себя и свою жизнь конченными. Мне ведь УЖЕ шестнадцать, а со мной всем все ясно. И вдруг появляется… мальчик, ну да, конечно, мальчик, неполных 18 годков, и — о чудо! — влюбляется в меня! Причем, мальчик интересный внешне, а потому еще более невероятным кажется то, что он не просто обратил на меня внимание, но выделил среди сверстниц, разумеется, в сто раз более красивых и достойных меня. Наверное, у него не все в порядке со вкусом и пониманием (думала я), но ведь этим нельзя не воспользоваться! Ведь больше никто и никогда — это совершенно очевидно — не обратит на меня внимания.

Поэтому я радостно ответила на чувство. И, что там лукавить, крепко вцепилась в мальчика. Хотя он и не возражал. Так, в 16 лет, я выбрала себе мужа «на всю жизнь». Именно это я и думала: на всю жизнь. И не только потому, что сама влюбилась, но и по причине вечно грызущего меня убеждения: никто и никогда больше не обратит на меня никакого внимания. Произошла ошибка природы, в меня влюбился красивый мальчик. Куй железо, пока горячо…

Никогда в нашем доме не говорилось о неравном браке. Правильно, царил советский винегрет: нет богатых, все бедные, практически никакой разницы в образе жизни, все живут в одинаковых домах, у всех одна и та же мебель.[1] Про иную разницу — в уровнях образования, в социальном положении — никогда не говорилось. Может быть, это и подразумевалось, но вслух никогда не произносилось…

Лишь однажды мать поразила меня: на даче за моей подругой — девочкой из интеллигентной семьи — сильно приударил местный простой парнишка. Буквально обрушил на девочку водопад своих чувств. Я радостно сообщила маме, вот, мол, такие интересные дела происходят вокруг нас. Мама вдруг сморщилась, скривила рот и презрительно произнесла:

Ой, радости-то сколько! Да у него мать, наверное, официантка!

Я замерла, удивленная. Вроде как-то этого раньше не было — дворник, официант, уборщица — никакого презрения к этим людям я прежде не замечала у своих родителей. Мне было всего 12 лет, и этот случай не заставил меня крепко задуматься над тем, как и с кем можно заводить близкие отношения. Хотя мама была права, но она выразила верную мысль в недопустимой форме. Тогда, в детстве, и подруги у меня были «из простых», но я их часто любила не меньше, чем «сложных». Правда, когда я приходила к ним в гости, меня неприятно поражали их быт, родители, бабушки: что-то было чужое и чуждое в образе жизни этих людей, в их укладе, разговорах, привычках, и даже во внешнем виде.

Но когда в свои 16 лет я встретила мальчика, который влюбился в меня, в моей голове не было ничего, кроме желания быть любимой и перестать чувствовать себя ничтожеством. А с мамой, помимо того коротенького разговора об «официантке», мы больше никогда не вели бесед о разнице между людьми, которая может сделать любой союз несчастным. Даже если есть любовь.

Итак, «пришла пора, она влюбилась». Правда, чувство было усложнено внутренними моими заморочками подростка из… странной семьи, но, тем не менее, факт состоялся. Крылья, разумеется, сразу же выросли, мир показался намного более симпатичным, чем виделся доселе.

И было лето первой любви, и были первые свидания, страстные поцелуи, мечты о большем, ощущение праздника.

В конце лета я приехала к заболевшему любимому в гости. И случился шок… Его мама и папа… Добродушная мама и молчаливый папа. Они были вежливы, позвали меня пить чай. Мы с любимым молчали, а они неторопливо перебрасывались фразами. Безобидными, простыми, по поводу того, что бурчало радио, по поводу природы-погоды… Ничего особенного. Но я с ужасом поняла, что… не туда попала. Эти неплохие в сущности люди были чудовищно необразованны, не читали книг, их словарный запас был беден, как растительный мир пустыни. Они, очевидно, не знали очень многих вещей, которые для меня были на уровне букваря, у нас с ними не было практически ни единой общей темы для разговора. И, самое главное, я с ужасом представила себе их в кругу моей семьи и вообще — в своем кругу.

Уезжала от любимого я ужасно удрученной. Мне было грустно и плохо. Я не очень понимала, что происходит со мной. С одной стороны, я ругала себя за «снобизм», а с другой отчаянно думала: а что же теперь делать?

Ах, скажет читатель, сколько книг написано об этом, сколько фильмов снято! О том, как злые кастовые предрассудки рушили светлые чувства любви, как любовники гибли во имя своей страсти, не предавая любовь и отвергая тем самым предрассудки. Ну, да, искусство нас всегда ставило перед фактом: из-за «нехороших» предубеждений люди или гибнут, или, преодолевая эти предубеждения, побеждая, вопреки всему становятся счастливыми. Вместе.

А вот тут — стоп! Когда герои умерли, говорить не о чем. А вот счастливая жизнь после победы вызывает у меня много вопросов и сомнений. Как правило, на победном финале воссоединения любящих сердец заканчиваются и сказки, и драмы. Что будет дальше, для публики не важно. Напрасно!

В юные годы незнание подобной проблемы приводит к реальным драмам, которые со свадьбы только начинаются.