Лови день

— Шатрез… — Он наклонил голову набок. — А зачем ты пытаешься сопоставить эти слова с земными? Ведь это же только мешает! Может, если бы ты дождалась, пока твердо не усвоишь этот язык, а уже потом начала составлять словарь, все пошло бы лучше? Пока, наверное, стоило бы просто учить язык так, как будто тебя учат в школе.

— Я не ходила в школу! — огрызнулась она, услышав, как в ее голосе растет напряжение.

Вал Кон нахмурился:

— Что?

— Я сказала, — повторила она, пугающе четко выговаривая слова, — что не ходила в школу. Никогда. За всю мою жизнь. Аккази?

Голова у нее гудела от боли. Она склонила лицо к земле и запустила пальцы в волосы.

— Нет.

Он взял ее за запястья, заставляя опустить руки. Она разрешила ему это сделать, но не подняла головы, по-прежнему глядя в землю. Вал Кон вздохнул:

— Мири, не надо от меня убегать. Пожалуйста. Я не понимаю, и мне хотелось бы, чтобы ты мне объяснила.

— Ты не понимаешь?

Она вскочила на ноги и рывком высвободила руки. Он тоже встал, не двигая руками, пристально и тревожно глядя на нее.

— Ты не понимаешь?! Тут и понимать-то нечего — все очень просто. На Пустоши, если ты платишь школьный налог, ходишь в школу. А не платишь — не ходишь. Пока все ясно? Мои родители были бедняки. «Бедняки» — понятно это слово, или и его надо объяснять? Настоящие бедняки. Почти нищие. Настолько нищие, что им едва удавалось каждый месяц наскрести столько денег, чтобы поддержать у домохозяина надежду когда-нибудь получить квартплату полностью. И, если уж мы об этом заговорили, там были крысы… Про крыс ты понимаешь? А моя мать все время болела, а когда нам случалось раздобыть немного денег, то Робертсон приходил домой и все пропивал или прокуривал, бил нас обеих…

Она перевела дыхание и ужаснулась тому, насколько это похоже на рыданье.

— Так что я не ходила в школу, — бесстрастно договорила она. — Моя мать научила меня читать. А когда я поступила в отряд Лиз, она вбила мне в голову торговый и основы математики. Чтобы быть наемником, хорошего образования не нужно. Так что, наверное, поэтому я и не знаю, как правильно учат язык. Делаю все, что могу. Извини, если этого мало.

Вал Кон стоял неподвижно и не сводил с нее глаз. На его лице отражалась такая гамма эмоций, что она села — со всего размаху — и сжала зубы, чтобы не застонать под волной отчаяния.

«Ну вот, ты все и испортила, идиотка!» — сказала она себе и судорожно сглотнула, ожидая, что он повернется и уйдет.

— Мири! — Он стоял рядом с ней на коленях, протянув к ней руку, но не прикасаясь к ней.

— Теперь ты понимаешь?

Она говорила хриплым шепотом. Его непроницаемое лицо расплывалось у нее перед глазами.

— Да. — Он медленно приблизил к ней руку, держа ее на виду, словно она была диким зверьком, которого страшно было вспугнуть, и нежно погладил ее по щеке. — Извини, шатрез. Я был глуп.

У нее из глаз полились слезы.

— Нет, это я глупая. Я же тебе говорила.

— Действительно говорила, — согласился он. — И мне бы очень хотелось, чтобы ты поскорее перестала думать, будто мне нужно лгать. — Он пальцами стер с ее щек слезы. — Существует огромная разница между образованием и интеллектом, Мири. Ты не глупая. Как правило. — Он едва заметно ей улыбнулся. — И — как правило — я тоже не глуп. Но, как мне говорили, всем случается ошибаться.

Уголки ее губ чуть приподнялись.

— Я такое слышала.

— Вот и хорошо. — Он сел на пятки, устремив на ее лицо серьезные глаза. — И, сделав ошибки, давай подумаем, как их лучше исправить. — Он приподнял бровь. — У тебя очень болит голова?

Она удивленно моргнула.

— А кто говорил о том, что у меня болит голова?

— У меня до сих пор начинается головная боль, когда я пытаюсь делать перевод с одного языка на другой, — ответил он. — Заговори со мной на любом известном мне языке — и я отвечу на том же языке. Но стоит спросить меня, что слово одного языка означает на другом, и у меня на поиски ответа могут уйти часы. — Он замолчал и откинул волосы со лба. — Ты не можешь кое-что для меня сделать, шатрез?

— Приложу все усилия.

— Их должно хватить, — пробормотал он, так сильно напомнив Мири Точильщика, что она невольно рассмеялась. Он посмотрел на нее из-под ресниц и тоже улыбнулся. — Тебе здесь удобно? Или ты предпочтешь уйти в дом?

— Мне хорошо, — поспешно ответила она, потому что в ее больной голове моментально возник образ разгневанной фру Трелу. Она скрестила ноги и постаралась выглядеть бодро. — Так что ты мне поручишь?

Вал Кон копался в своем кошеле.

— Это просто должно помочь мне придумать, как тебе лучше учить язык.

Его рука начала быстро двигаться, и, проследив за его движениями, Мири увидела, что он бросил на землю несколько предметов.

— Закрой глаза! — приказал он, и Мири мгновенно послушалась. Положив два пальца ей под подбородок, он поднял ее голову так, чтобы ее закрытые глаза смотрели в какую-то точку у него над головой.

— Не открывай глаз, — уже мягче сказал он, — и скажи мне, что ты сейчас видела на земле.

Ее брови дернулись.