– Да ладно, успокойся, – примирительно сказал Игорь. – Прикажи коньячку на мостик подать. Перенервничал я, правду сказать, хотя и сам корветтен-капитан Космофлота. Как ты внутри строя пер! Будто на машине между двумя поездами… Шаг вправо, шаг влево – и конец.
– Пустяк, и не такое бывало, – с веселым подъемом махнул рукой старший лейтенант. Опрокинул поданную вестовым рюмку, закурил. Похлопал ладонью по дубовому планширю обвеса мостика. – А молодец «Изумруд»! Гроза морей!
И снова посерьезнел.
– Только я думаю – что толку, в итоге? Все равно ведь дотащатся англичане до Кейптауна. Свою пехоту высадят. Всю – не всю, не столь важно. Неделей, двумя позже все равно войска на фронте окажутся… Может, и правда, потопить их всех, взять грех на душу? Сами начали. Этих пожалеем – столько же буров и англичан в боях все равно погибнут. Или даже больше…
– Не горячись, Володя, – положил ему руку на плечо Ростокин. – После этого разгрома, на мой взгляд, новый караван они долго еще в море не выпустят. А мы пока в Индийский океан наведаемся, бомбейский конвой пугнем, если появится. Дадим ребятам на сухопутном театре англичан
– Может, вы и правы, Игорь Викторович. Сейчас радио на «Валгаллу» дам, как командир скажет, так и будет.
Воронцов, будто подслушал слова Ростокина, приказал Владимиру отходить к Мозамбикскому проливу. Только попутно выставить весь запас мин заграждения, полторы сотни штук, тремя линиями на подходах к Кейптауну. В том районе, где маневрирует Капская эскадра. Как дополнительный «воспитательный момент». Несколько подрывов – и сообразят, что нечего в море зря высовываться. С тральщиками у них не густо. Придется, как нашей Артурской эскадре, укрыться на внутреннем рейде, загородиться бонами и сидеть, пока война кончится.
Как рассчитывал Воронцов, так и получилось. Спасать сильно поврежденные транспорты адмирал Хиллард не стал. Не было у него к тому технических возможностей. Аварийные партии с крейсеров только и сумели, что удержать большинство из них на плаву, пока шлюпками или прямо с борта на борт перегружали пехоту. Настроение на эскадре царило подавленное. Противник снова доказал, что полностью владеет теперь уже стратегической инициативой. Десятки «лучших в мире» боевых кораблей ничего не смогли противопоставить единственному легкому крейсеру. И впредь не смогут, это уже очевидно. Он снова будет появляться там, где захочет, наносить стремительный, как выпад умелого фехтовальщика, удар и исчезать, пользуясь немыслимой скоростью.
Офицеры-дальномерщики утверждали, что моментами она превышала тридцать узлов! Так не ходит ни один современный миноносец.
В кают-компаниях все больше склонялись к мнению, что экипаж рейдера скорее всего русский. У буров моряков нет и быть не может. Немцы к подобной лихости и безрассудной отваге едва ли способны. А вот русские – те могут! Вспоминали действия минных катеров и вооруженных пароходов в прошлую Русско-турецкую войну. Да и сама доктрина Российского Императорского флота ориентировалась именно на операции высокоавтономных крейсеров-одиночек в открытом океане.
Но доказать пока ничего нельзя. Остается ждать, пока разведка сообщит что-то определенное. Но ждать этого можно до бесконечности, если неизвестно место базирования рейдера.
Сильно перегруженные транспорты и крейсера, принявшие на палубы несколько тысяч деморализованных солдат, лишившихся боевого духа раньше, чем они успели ступить на берег, продолжили свой путь. Шли, прижимаясь к берегу и, образно говоря, «пугливо озираясь».
Однако кое-как дошли. Уже почти в виду вершины Столовой горы бронепалубная «Диадема», размерами не уступающая хорошему броненосцу, коснулась мины. Ей разворотило борт сразу за таранной переборкой. Приняв больше тысячи тонн воды, с креном и страшным дифферентом на нос крейсер едва не затонул в какой-то миле от гавани. Спасло то, что командир вовремя догадался развернуться и двигаться задним ходом, снижая нагрузку на прогибающиеся переборки.
Дождавшись, когда последний транспорт ошвартуется к стенке, а боевые корабли – к бочкам на рейде, адмирал спустился в каюту. Нужно было приступать к составлению телеграммы в адмиралтейство. С большей охотой Хиллард бы взял и застрелился, как Прайс под Петропавловском. Карьера была погублена, и в историю ему предстоит войти как первому за полвека британскому адмиралу, проигравшему сражение неизмеримо слабейшему противнику. Ссылаться на его чудо-пушки и огромную скорость – глупо. Общественное мнение это нисколько не успокоит. Морских лордов – тоже.
Преодолев минуту слабости, когда рука уже тянулась к ящику стола, где лежал револьвер, Хиллард положил перед собой лист бумаги и глубоко задумался. Как бы поаккуратнее составить докладную, чтобы если и отправят в отставку, так хоть с мундиром и пенсией?
Глава шестнадцатая[93]