— Вот видишь, — с каким-то торжеством ответил Савелов. — Оно ужасно, да; но ужаснее еще то, что Зинаида Николаевна, которой я счел долгом и, верь мне, бескорыстным долгом, открыть глаза, ответила мне оскорблением! Поверишь ли ты, что она прислала ко мне Кирилла Ивановича, своего управителя, с заявлением, чтобы я немедленно очистил ее квартиру…
Конечно, Огрызков должен был этому поверить, так как приказание накануне было отдано в его же присутствии.
— Но я не остановлюсь перед подобною ее необдуманностью, — продолжал Савелов…
— Конечно.
— Да, положение слишком серьезное, и мое личное самолюбие в данном случае должно уступить место нашей обязанности ее спасти…
— Но как?
— Господи, ты еще спрашиваешь?! Понятно, с какой целью я приехал к тебе. Ты у нее принят. Ты пользуешься ее полным доверием. Тебе одному и можно ей открыть глаза.
Но Огрызков с сомнением качал головою. Он сказал:
— Не знаешь ты ее. Едва я заикнусь в невыгодных выражениях о Хмурове, как она прикажет мне замолчать и выгонит меня из дома так же легко, как тебе она отказывает от квартиры.
— Да разве то, что ты должен ей передать, один только пустой слух? Разве это не факт, не доказательство его вопиющего обмана?
— И все-таки я не знаю, как к ней приступиться. Я никогда не решусь!
— Что за малодушие! Ты прости меня, пожалуйста, но твой долг, долг честного человека, предостеречь ее от преступления, задуманного этим негодяем. Допустим даже, что лично выразиться ты стесняешься. Напиши ей в таком случае. Ведь не можешь же ты допустить, чтобы она вышла замуж за заведомо женатого человека?
— Позволь, пожалуйста, — заметил после маленькой паузы Огрызков. — Ей я ничего не скажу и не напишу. Снова повторяю тебе: она и высказаться-то мне не даст до конца. У меня другая мысль.
— А именно?
— Я вполне согласен с тобою, что если дело действительно так, если Хмуров женат и хочет ее обмануть, то на нашей совести лежит сделать все, лишь бы обман этот не удался.
— Но говори — как, как? — нетерпеливо торопил его Савелов.
— Я считаю совершенно лишним до поры до времени тревожить ее, тем более что это может оказать на женщину в ее состоянии совсем обратное действие. Я предлагаю вот что: давай, сейчас вот при тебе, я пошлю Хмурову в Варшаву телеграмму. Я спрошу его прямо, чем объяснить этот слух. Если он замышляет обман и если только история с его первою женитьбою не сказка…
— Какая сказка? Помилуй!
— Ну, и прекрасно… Тогда ведь он сейчас же перепугается и себя выдаст.
— Это идея.
— Так давай составим депешу…
Огрызков волновался от радости, что придумал такой исход. Он и сам-то от себя не ожидал подобной сметливости. Он сел к письменному столу и написал несколько строк.
— Вот так, я думаю, — сказал он, читая вслух набросанную им депешу: «Варшава, „Европейская гостиница“, Хмурову. Прошел слух, что женат. Узнает невеста. Что делать? Огрызков».
— Прекрасно, — одобрил Савелов.
Огрызков позвонил и в его же присутствии, сейчас же приказал отправить телеграмму.
— Так будет лучше, — добавил он в гордости от своей находчивости. — В подобном деле надо много сдержанности и обдуманности, а ты сразу загорячился. Вот погоди, к вечеру же явится ответ, и я немедленно тебе его сообщу.
XVIII
ДЕЛА ПУЗЫРЕВА
Пока с одной стороны волновались Савелов и Огрызков, с другой — продолжал свои хлопоты Илья Максимович Пузырев — главное действующее лицо описываемой истории.
Оказывалось, что застраховать себя, да еще в довольно значительной сумме, совсем уж не так-то легко.
Начать с того, что в обществе «Урбэн» существовало правило подвергать каждого страхующегося в более или менее солидной сумме предварительному осмотру двух врачей.
Правда, оба представителя науки, невзирая на предупреждение инспектора Шельцера о двукратно сорвавшемся с уст нового клиента замечании относительно какой-то тревожной боли в груди, нашли его совершенно здоровым; но полис все-таки не мог быть сейчас же выдан.
— Почему же? — поинтересовался узнать Пузырев, которому не терпелось выехать с больным Григорием Павловичем Страстиным в Крым.
На вопрос этот инспектор Шельцер дал следующее вполне понятное объяснение:
— Мы здесь в Москве представляем только, так сказать, агентуру французской компании страхования жизни, резиденция которой в Париже, а управление для всей России — в Санкт-Петербурге. Теперь мы пошлем акт вашего медицинского осмотра в Петербург на утверждение, оттуда он будет переслан в Париж, и уже из Парижа вы получите подлинный полис.
— Но позвольте, — взмолился Пузырев. — Это может продлиться Бог весть сколько времени!
— В любом случае не более двух недель, — ответил господин Шельцер.
— А пока я связан по рукам и ногам? Я никуда из Москвы двинуться не могу?
— Напротив, вы свободны как ветер. Мы выдадим вам так называемое временное свидетельство, столь же действительное в случае какого-либо несчастия, как и самый полис.
— Я, стало быть, могу ехать в Крым? — спросил Пузырев.
— Куда вам заблагорассудится и куда только прикажете, туда мы вам и вышлем полис.