Ловкачи

— Чего говорить, бродяга! — согласился полковник. Помолчав немного, он спросил:

— Почему только этот человек тебя особенно беспокоит?

— Как почему?! Ты меня, брат, удивляешь! Разве тебе не ясно, куда он метит с Мирковой?

— Ну, а тебе-то что?

Хладнокровие полковника, давно известное Савелову и даже нравившееся ему, на этот раз почему-то его раздражало. Он спросил:

— Имеешь ты представление о том, что такое Зинаида Николаевна Миркова?

— От тебя же много слышал, — ответил по-прежнему спокойно полковник.

— Хорошо-с. Теперь скажи мне, что, по-твоему, может произойти, если в доверие к такой женщине вкрадется негодяй?

Полковник молчал и глубокомысленно курил папиросу.

— Такой гусь, — продолжал Степан Федорович, — не задумается обобрать ее и испортить ей всю жизнь, тогда как она могла бы и другим дать счастье.

Полковник взглянул на приятеля, улыбнулся и сказал:

— Например, тебе.

— Какие ты глупости говоришь! — воскликнул Савелов. — Почему это непременно со мною, а не с другим? Мало ли порядочных людей, и уж, во всяком случае, более достойных счастия, нежели такой авантюрист?

— Согласен. Но напрасно ты только со мною в жмурки играешь. Если я тебе и не особенно помогу, то уж ни в каком случае не помешаю. Говори-ка прямо все начистоту.

— Ну так слушай же, — с какою-то особою решимостью последовал его совету Степан Федорович. — Да, я не считаю нужным от тебя скрыть, что на Миркову я давно смотрю как на олицетворение именно той женщины, которую бы я желал сделать моею женою.

— Дело хорошее!

— Да. Но совсем не потому только, что она так богата. Нет, конечно, состояние ее счастью не должно вредить…

— Не должно! — подтвердил весьма серьезно полковник.

— Но не оно играет в моем выборе первостепенную роль. Я давно присматривался к Зинаиде Николаевне, давно она мне нравилась, и, переселясь во флигель ее дома, я, так сказать, не терял ее из-под самого бдительного надзора. Я могу поручиться за эти два года, что ни единой мало-мальски подозрительной интрижки у нее не было и что она, за все время своего вдовства, вела себя безукоризненно.

— Большая редкость по нынешним временам.

— Тем более заметь, — продолжал Савелов, — что она вполне свободна и во всех отношениях совершенно независима!..

— Делает ей честь.

— Ну да, конечно, а мне делало удовольствие. Я последнее время уже чаще стал с нею видеться и даже пробовал изредка намекать, все шло прекрасно, как вдруг в один месяц, даже менее того, все изменилось. Она встретила этого Хмурова и совершенно потеряла голову. Она себя компрометирует с ним, и я не могу поручиться, не зашли ли они уже слишком далеко.

— Печальная история.

И оба приятеля задумались. Савелов встал с дивана и зашагал длинными шагами по кабинету, точно размеривая ковер, а полковник продолжал курить, усиленно затягиваясь, и следил за ним взором. Молчанье продолжалось довольно долго. Наконец первым прервал его полковник.

Он спросил:

— Но скажи, пожалуйста, в чем именно ты подозреваешь Хмурова?

— Хмурова? — откликнулся Савелов и встал перед приятелем, точно остановленный сильным электрическим током. — Да во всем я его подозреваю. Нет такой гадости, на которую бы этот человек не был способен.

— Ну, погоди, не увлекайся…

— И не думаю даже. Начать с того, что его средства к существованию крайне загадочны.

— Может быть, в карты играет? — спросил полковник.

— Не знаю, не думаю, а впрочем, все возможно. Два года он в Москву не показывался и говорит, что был в Петербурге, между тем я слышал, будто бы там он чуть с голоду не умирал.

— Погоди, об этом обо всем можно навести справки; надо в самом деле проверить, что за тамбовский помещик такой?..

X СТРАХОВАНИЕ

Полковник действительно имел возможность навести некоторые справки о Хмурове, так что обещанье его ободрило Савелова, который в глубине души был убежден, что получатся несомненные данные против этого авантюриста.

Но пока шло дело, Пузырев и Хмуров, заключив между собою условие на вере, со своей стороны, тоже не зевали.

Илья Максимович на другой же день своих окончательных переговоров с Иваном Александровичем направился на Большую Лубянку, в страховое общество «Урбэн», где подал заявление о своем желании застраховаться на случай смерти.

Его любезно приняли и тотчас же было приступили к исчислению условий.

Господин среднего роста, брюнет, полный, но красивый, говоривший с чуть приметным немецким акцентом, занялся им специально и, не желая упускать от прибылей общества выгодного, по-видимому, клиента, стал ему излагать все преимущества для страхующихся во французской компании «Урбэн». Но в то же время, действуя умно и осторожно, он счел нужным спросить:

— Цель вашего страхования? У вас, вероятно, есть семья, дети?

— Никого решительно. Я, что по-русски называется, бобыль.

— Бобыль? Вот как, — повторил вслед за ним обер-инспектор Шельцер. — Ах, скажите пожальста! Но у вас есть особенно близкое лицо, которому вы пожелаете завещать капитальную сумму вашего страхования?

— У меня есть друг.

— Друг? Вот что!